Капитан-командор
Шрифт:
— Деревянные башмаки, — начальник милиции разочарованно почмокал губами. — Это просто пастухи… хотя — вот и другой башмак, с подбитой гвоздиками подошвой. Простолюдины!
— Или — слуги, — задумчиво дополнил Андрей. — Кстати, жерди они тоже должны где-то прятать — не карабкаться же с флажками на дуб! Не очень-то удобно, да и быстро действовать невозможно. Нет, жерди они тоже прячут, может быть даже во-он в тех кустах. Или — в папоротнике.
— Идемте, посмотрим. Вдруг да найдем?
Они обшарили почти всю
— Здесь еще кладбище недалеко.
Капитан усмехнулся:
— Ну на кладбище они вряд ли прячут. Хотя… все может быть, глянем и там… А скажите-ка, месье Дюпре, нет ли тут поблизости — именно поблизости — какого-нибудь сарая? И не простого, а чтоб запирался, чтоб сторож был? Вы только представьте, ежели б эти флаги нашел какой-нибудь пастух или крестьянин? Это ж какое богатство-то! Столько ткани привалило! И вряд ли это тяжелое и грубое сукно. Скорее — полотно тонкой выделки, а то и шелк!
— Шелк! Ну вы и скажете. А сарай, наверное, где-то есть — рядом с часовней Нотр-Дам де Грас. Сейчас туда и сходим.
Изящная, сложенная из желтовато-белого кайенского камня часовня с полукруглыми абсидами и невысокой башенкой — колокольней, по фасаду была украшена резными узорами, а прямо над крыльцом под свинцово-серой, по виду напоминавшей панцирь черепахи, крышей, располагалась ниша с Мадонной.
Внутри не было никого — пустой гулкий зал, скамейки, витражи, статуи… и деревянные кораблики — модели, и — многочисленные дощечки с надписями «Мерси» — «Спасибо». Моряки благодарили свою Святую Деву, знать было — за что.
— Здравствуйте, господа, — звучно приветствовал посетителей заглянувший в часовню высокий сухощавый монах в коричневой рясе. — Рад, что не забываете нашу Мадонну.
— И вас да не оставят своими милостями Иисус и Святая Дева, отец Анатоль, — склонив голову, вежливо ответил Дюпре. — Шли вот, заглянули, товарищей погибших помянуть, помолиться за их души.
— Хорошее, богоугодное дело, — отец Анатоль ласково покивал, сложив на груди руки, смуглость которых еще больше оттеняла изящный серебряный крест. — Говорите, просто зашли?
— Да, сейчас уезжаем — дела.
— И я ухожу, — улыбнулся священник. — В соседнюю деревню собрался, навестить паству.
— Жаль, не по пути, — месье Дюпре с сожалением причмокнул губами. — А то б поговорили.
— Жаль, — спокойно согласился отец Анатоль. — Жаль.
— А то вот мы думали чем-нибудь помочь, — главный ополченец улыбнулся. — Крышу перекрыть или еще что-нибудь. Не течет крыша-то?
— Да, слава Пресвятой Деве, нет.
— А в пристройке? Или… у вас, кажется, сарайчик есть?
— Да есть, — опустил веки священник. — Наш пономарь, Жак, им занимается, он и выстроил — хранит там лопаты, грабли…
— Надо же — пономарь, — Дюпре покачал головой. — Такой длинный, нескладный парень? Ему передавала поклон тетушка Дарисса, та, что живет в старом доме возле церкви Святой Катерины.
— А он как раз туда и отправился, в город, — развел руками отец Анатоль. — Небось, зайдет к своей тетушке наш добрый пономарь Жак.
— А, ну зайдет — тогда, конечно… Нам, кстати, тоже пора.
— И мне, дети мои. И мне.
Простившись со священником, Громов и Дюпре еще минут пять выждали, пока тот не скрылся из виду, а уж затем принялись искать сарай, который обнаружили далеко не сразу — в густых зарослях орешника напротив часовни.
— О, да тут и не заперто! — обрадовался молодой человек.
Месье Дюпре хмыкнул:
— От кого запирать-то? У нас ведь тут гугенотов нет, все добрые христиане-католики. Хотя сейчас такие времена, что и не скажешь, кто для нашего доброго короля хуже — то ли разбойники-гугеноты — камизары, как их еще называли, небось, слышали — то ли католики янсенисты. И те, и другие нехороши!
Янсенисты, камизары… Что-то такое Андрей — как историк да и вообще кандидат наук — слышал, но так, смутно, поскольку к теме его диссертации об участии крестьян-отходников Тульской губернии в революции 1905–1907 годов ни те, ни другие не имели никакого отношения вообще — абсолютно. Однако в здешних реалиях подобное знание могло внезапно сделаться необходимым — ведь кто знает, с кем придется столкнуться и как с ними себе вести? Но… об этом, верно, лучше расспросить Бьянку.
— Ну что, зайдем? — оглядевшись вокруг, деловито осведомился ополченец. — Раз уж дверь не заперта.
— Конечно, зайдем! — охотно кивнул Андрей. — А как же?
Скрипнули петли…
Проникавший сквозь щели сарая зыбкий дневной свет, еще не успевший напитаться уже кое-где проглядывающим сквозь прорванные небесной синью облака солнцем, выхватывал из пыльной полутьмы развешанные по стенам хомуты, сельхоз-инвентарь — грабли, лопаты, метлы, — предназначенный, как видно, для уборки, какие-то старые рассохшиеся бочки, ящики, доски.
— А вот здесь и посмотрим! — Громов пристукнул по одному из бочонков ладонью.
— Почему именно здесь? — обернулся милицейский начальник.
— Потому что тут пыли меньше. А ну-ка, помогите, месье Дюпре! Хотя нет… дайте-ка во-он тот крючок…
— Это коса!
— Ну — косу, значит… Ага!
Крышка поддалась с неожиданной легкостью и почти без скрипа. Сунув руку в бочонок, молодой человек нащупал внутри что-то мягкое, гладкое… ухватил, вытащил… с торжествующей усмешкою обернулся:
— Ну! Что я говорил, месье? Чистейший шелк, к бабке не ходи!