Капитан Мак
Шрифт:
— Не отрицаю.
— Вы приказали уже и виселицу сколотить.
— И этого я не отрицаю.
— Объясните тогда мне, зачем вам с таким ожесточением добиваться казни человека, который вам безразличен.
— Этого требовали ваши же интересы, — холодно ответил испанец.
— Мои интересы?
— Ваши и мои.
— Ну, теперь я ничего не понимаю, — прошептала донья Манча.
— А ведь это так просто. Капитан Мак был вашим любовником одну ночь, ну, если вам угодно, один раз. Но этого может быть вполне достаточно, чтобы потопить ваш корабль.
— Вы так полагаете?
— Да; и поскольку
— А я, — холодно прервала его донья Манча, — вытащила его из воды. Я не желаю, чтоб он умирал, понятно вам?
Дон Фелипе, услышав это, впал в полную ярость.
— Нет, это неслыханно! — закричал он. — Будьте вы смелы и честолюбивы, добейтесь милостей принца, дойдите до самого короля и подсуньте ему в любовницы вашу сестру, сделайте из этой женщины, которую вы сумели поставить так высоко, огромную силу, наделите ее почти королевским могуществом, свяжите с ней все свои планы — и все напрасно! В гостинице на большой дороге она случайно встречает какого-то солдафона, и в одну секунду этот искатель приключений разрушает все здание, которое вы выстроили с таким тщанием и терпеньем! Вот уж воистину, сударыня, — закончил дон Фелипе с какой-то дикой иронией, — к такой развязке я не был готов!
— Ну вот наконец, — тихо произнесла донья Манча, — теперь наконец я знаю движущие вами мотивы.
— Да, они именно таковы.
— И вы боитесь, что Мак все разрушит?
— Абсолютно все, — подтвердил дон Фелипе.
— Ну что же, могу сказать, что вы ошибаетесь… Мак человек храбрый и мужественный… Он полюбит меня и станет моим орудием… Он будет служить не королю, а нам…
Дон Фелипе пожал плечами.
— Мне кажется, вы обезумели, — сказал он.
— Нет, это вы ослепли.
И лицо, и взгляд доньи Манчи выражали холодную решимость.
— Слушайте меня хорошенько, — сказала она. — Вам выбирать: или вы позволите мне делать то, что я хочу, или я вас оставлю.
Дон Фелипе побледнел.
— Вы сами знаете, — продолжала донья Манча, — что мы здесь с серьезным поручением, что мы не только придворные, но и…
Дон Фелипе сделал испуганный жест:
— Молчите! — прошептал он.
— … заговорщики, — закончила донья Манча. — Агенты Испании, тайные представители партии, которая желает отстранить от власти Ришелье.
— Тише, сестра, тише!
— Так вот, — продолжала донья Манча, — посмотрите на меня.
И она подняла к небу правую руку.
— Я клянусь, что, если вы ослушаетесь меня, я поеду к кардиналу и открою ему нашу тайну. Я женщина: меня пощадят… А вы…
— В чем же я должен повиноваться вам? — спросил дон Фелипе убито. — Оставить в покое вашего дорогого капитана?
— Нет, больше того.
— Стать его другом?
— И еще больше… Я хочу, — сказала донья Манча, — чтобы капитан отныне звался Руис и Мендоза.
Дон Фелипе невольно вскрикнул.
— Вы вольны соглашаться на мои условия или отвергнуть их, — закончила его сестра.
Роли переменились: теперь приказывала донья Манча.
Дон Фелипе склонил голову.
— Хорошо, я повинуюсь, — прошептал он.
Глава 22.
А Сидуан тем временем не отходил от своего спящего капитана. Сидуан был просто великолепен: он сторожил капитана; обнажив шпагу, он ходил взад и вперед по комнате и был готов противостоять хоть всей Испании, то есть, в данном случае, дону Фелипе.
Но испанцы не пошли в атаку; никто не стал ломиться в двери павильона, и на этот раз Сидуану не пришлась обагрять свой меч в крови.
Он воспользовался свободным временем, чтобы немного помечтать о будущем. Отправной точкой его мечтаний была знаменитая веревка, которую Мак дал ему, выдав ее за веревку повешенного.
— Очевидно, — говорил себе бывший трактирщик, ставший военным, — именно веревке повешенного мы обязаны всеми этими чудесами. Ведь другие, то есть те, у кого нет и кусочка такой веревки, уже сто раз бы погибли за последние сутки… Во-первых, в Шатле, уж если виселица была сколочена, палач никогда без дела не остается, а тут он ушел ни с чем… Потом я, при своей хилости, без этой веревки никогда не смог бы взвалить капитана на плечи и протащить его мимо двадцати часовых. А эти болваны еще и кланялись мне, как будто я был сам господин де Гито собственной персоной… А в конце концов мы оказались здесь… во дворце… во дворце феи доньи Манчи… Значит так: если бы донья Манча не любила капитана, она бы не помогла нам его спасти и не захотела бы выдать его за своего двоюродного брата… Это все веревка повешенного помогла! Веревка дорогая действует!
Но тут одна неожиданно пришедшая ему в голову мысль испортила радость Сидуана.
— Все так, — сказал он себе, — а ведь барышня Сара Лоредан, о которой я совсем забыл, похоже, втюрилась в моего капитана… Тут за этим делом надо проследить, потому что между доньей Манчей, знатной дамой, и Сарой Лоредан, маленькой горожаночкой, и выбирать-то нечего…
Но, сказав себе все это, Сидуан сунул левую руку в карман и наткнулся на знаменитую веревку.
— Ну и дурак же я! — сказал он. — Ведь веревка-то здесь и не даст нам наделать глупостей!
И на его толстых, как у монаха, губах расцвела блаженная улыбка.
— Ну, — продолжал Сидуан, — подумаем немного. Капитан становится знатным сеньором, это ясно. Донья Манча его обожает, это тоже ясно. Он богат, любим, он будет маршалом Франции… и это все веревка… Ну а со мной-то что будет? Со мной, черт возьми! Ведь у меня тоже есть кусок этой веревки, которая приносит счастье, и мой путь, значит, будет похож на путь моего господина: я буду капитаном, буду богат… а почему бы и нет?
Но, пока он произносил этот монолог, ему в голову пришла неожиданно еще одна мысль:
— Ну и ну! — сказал он. — Я и самом деле остатки мозгов потерял. Не радоваться я должен, а плакать — правда одним глазом, а другим — смеяться. Ведь прошлой ночью моего дядю Жоба убили бандиты!
И с этими словами Сидуан вытер одну щеку, хотя не пролил еще ни одной слезы. Потом улыбнулся и добавил:
— У дяди-то кроме меня других наследников нет!
Но тут размышления Сидуана были внезапно прерваны. В павильон вошла донья Манча. Она подошла к кровати, отдернула полог и убедилась, что капитан все еще спит.