Капитан Перережь-Горло. Западня

Сабатини Рафаэль

Внимательный наблюдатель подметил бы, что слова Иды казались совершенно не связанными с ее мыслями.

Сбросив пыльник еще до выезда из Парижа, она осталась в красно-черном дорожном платье, непрозрачном, в отличие от ее вечернего туалета, но столь же ярком и экзотичном. Пальцы ее правой руки сжимали левое запястье Мадлен, которая сидела, побледнев и напрягшись, но продолжая улыбаться и не делая попыток освободиться.

– Если вы считаете, что использовать лауданум недостойно офицера, – усмехнулась Ида, как бы давая понять, что это и в самом деле недостойно, – по

крайней мере, не говорите ему того, что намеревались сказать минуту назад. С этим телохранителем, следующим за нами (вы меня понимаете, Ги?), он будет таким же беспомощным, как если бы его крепко связали. – Здесь Ида прервала монолог. – Ален! Ты что, уже приступил к своим проклятым трюкам? Что ты там достал?

Алан, пребывая на пределе внутреннего напряжения, сохранял обычную обходительность и дружелюбие. Вынув из внутреннего кармана голубого камзола сложенный продолговатый лист плотной бумаги, он аккуратно разложил его на коленях.

– Это карта Булонского лагеря и его окрестностей, – объяснил он. – Вам незачем удивляться – ее, как и все остальное, дал мне сам папаша Фуше.

– Ги! – взвизгнула Ида. – Заставьте его спрятать назад эту карту!

– Почему я должен ее прятать? – осведомился Алан. – Не отрицаю, что меня, как и вас всех, интересует происходящее этой ночью. Но, как говорит Мерсье, что я могу сделать на столь поздней стадии развития событий?

– Говорю вам!..

– Мерсье, – промолвил Алан, – если наша дорогая Ида настаивает на том, чтобы вы буквально исполняли полученные приказания, она не может заставлять вас отбирать у меня карту. Как бы то ни было, я только попытался определить…

Внезапно, как будто его чуткий слух уловил какой-то шум, Алан высунулся из окна и посмотрел на дорогу за ними. В одну секунду он снова занял свое место, но Мадлен показалось, что его глаза из зеленых стали черными.

– Нет, ничего, – сказал Алан, предупреждая неизбежные вопросы. – Мы должны быть уверенными, что Талей-ран не отстает – он все еще здесь. По-видимому, ничего не произойдет, покуда он не явится к императору?

– Клянусь всеми святыми! – воскликнул Мерсье. – Если бы вчера вечером я догадался о том, что знаю теперь, то скорее умчался бы в Булонь на самом быстром копе, чем принял бы ответственность за вас! Неудивительно, что Фуше хочет заполучить вас к себе на службу! Если вы не собираетесь связаться с англичанами, зачем вам теперь понадобилась эта карта?

– Сейчас объясню. В настоящее время мы едем на север и все еще поднимаемся вверх. Но вскоре мы должны начать спускаться с холма и выехать из леса…

– Ну?

– Выехать из леса, – Алан ткнул пальцем в карту, – в долину Кондетт, находящуюся впереди, слева от нас. Справа через несколько километров чистого поля начнется Булонский лес.

– Да, я это знаю. Ну и что?

– В Булонском лесу находится большое открытое пространство, именуемое Полем воздушных шаров. Эти шары император намерен использовать для вторжения. Разве не очевидно…

Прервав его властным жестом, Мерсье протянул руку.

– Довольно, – заявил он. – Дайте мне эту карту! Алан отложил ее в сторону.

– Но

я только пытался…

– Хепберн, не принуждайте меня впадать в мелодраму и снова угрожать вам пистолетом! У меня может не остаться выбора. Дайте мне карту!

– Как хотите, – ответил Алан после напряженной паузы. Аккуратно сложив карту, он передал ее Мерсье. – Быть может, услышав, что я хотел сказать, вы вернете ее мне.

– Очень в этом сомневаюсь. Но что вы хотели сказать?

– Количество этих шаров, – заговорил Алан, – приблизительно определяется от тысячи, что несколько притянуто за уши, до ста, что более вероятно. Каждый шар снабжен корзиной, вмещающей десять человек. При благоприятном ветре – таком, какой дует этой ночью…

– Откуда вы все это знаете?

– Знаю? – сердито переспросил Алан. – Уже три года императорские воздушные шары являются сюжетами гравюр в витринах лондонских магазинов. Все об этом знают! Так вот, когда мы начнем спускаться и выедем из леса…

– Вы не чувствуете движения кареты? – сказала Мадлен, привстав с места. – Мы уже спускаемся вниз.

– Отлично! Значит, мы скоро увидим Булонский лес так же ясно, как и поля на другой стороне. Если шары полностью надуты и мы увидим их над деревьями, значит, император наконец приступил к делу.

– Верно! – пробормотал Мерсье.

– Вот что я имел в виду. Если вы вернете мне карту…

– Ни за что, друг мой! Сидите спокойно – нам не нужны неприятности! Чего я не могу понять, так это преступной небрежности папаши Фуше, всегда такого осторожного, который снабдил вас картой.

– Не можете? – вмешалась Ида. – Зато я могу!

От нее словно исходил жар вдохновения, обжигая всех присутствующих. Острые скулы, длинный рот с пухлыми губами, узкие глаза отражали пылкость ее натуры.

– Я знала с самого начала, – продолжала Ида, – что Фуше ведет какую-то двойную игру! Только это может объяснить все. Фуше никогда не отказывался от своих революционных принципов – он ненавидит императора и в возможном падении империи усматривает преимущества для себя. Вызвав Шнайдера в Париж, Фуше очень встревожился, когда тот собрался вытащить саблю. – Ида конвульсивно сжала колено Мерсье. – Гром и молния, мне все ясно! Министр полиции – капитан Перережь-Горло!

У форейтора Мишеля больше пе было повода использовать свой кнут. Экипаж со звоном и лязгом катился вниз. Второму форейтору в любой момент могло понадобиться ползти на козлы и тормозить. Посмотрев на Алана, Ида застыла как вкопанная, встретив его насмешливый взгляд.

– Что с тобой? – воскликнула она. – Я права, не так ли?

– Нет, – уверенно ответил Алан. – Значит, ты тоже угодила в эту ловушку? . ……

– Что?

– Я и сам чуть было не попал в нее, – продолжал Алан.

– Быть может, Фуше хотел сбить меня с толку, посмеяться над императором и даже оказать ему неповиновение…

– Ну тогда…

– Но Фуше не капитан Перережь-Горло, так как он слишком осторожен, чтобы замыслить измену, пока до него это не сделает кто-нибудь другой. Вспомни историю всей его ренегатской политики, и ты согласишься, что я прав.