Капитан Ришар
Шрифт:
Оставалось только убивать.
Но в спешке прибыть скорее на место и все увидеть самому Наполеон намного опередил основные силы своей армии; у него на плоскогорье было не более восьми или десяти тысяч человек, остальные еще не подошли.
Бессьер во главе кирасиров и Ланн со своими егерями и 13-м полком легкой пехоты из дивизии Морана, исполняющие роль простых полковников авангарда, обрушились на эту громаду, в восемь раз превышающую их силы.
Австрийская кавалерия, опомнившись в сумятице, попыталась остановить наши войска, чтобы защитить
Австрийцы предприняли последнее усилие и пустили в ход пехоту, но дивизия Морана прибыла уже в полном составе, и отброшенная австрийская пехота была вынуждена отойти на мосты.
К несчастью, наша артиллерия не могла следовать за ними. Батарея из десятка пушек могла бы обрушить град ядер на эту огромную массу людей, которых теперь приходилось рубить саблями и колоть штыками. Холодное оружие убивает, но медленно — пушка работает проворнее.
Тем временем французские солдаты брали в плен разбежавшихся по долине людей — и тех, кто совсем уже не надеялся попасть на мосты, и тех, кто сдавался, не осмеливаясь броситься в Изар; подбирали пушки, военное снаряжение, вплоть до целого обоза телег с превосходными понтонами — с их помощью враги собирались преодолеть не только Дунай, но еще и Рейн.
Это был бич, которым Ксеркс собирался покарать греков, но вынужден был ограничиться тем, что высек море!
По мере того как вражеская армия переправлялась на другой берег по мостам, какая-то часть ее отступала через Нёймаркт к Мюльдорфу, а те, кто не испытывал особого страха и не очень торопился, занимали позиции в городе Ландсхуте и в предместье Зелигенталь; но вот, кроме дивизии Морана, прибывшей, как мы сказали, полностью, у Моосбурга появилась головная часть колонны Массена. Она подошла слишком поздно, чтобы отрезать отход австрийцам, однако вовремя, чтобы этот отход ускорить.
Внезапно в направлении главного моста поднялся столб дыма: австрийцы подожгли мост, чтобы отрезать себя от французов водой и огнем.
Наполеон повернулся к одному из своих адъютантов.
— А ну-ка, Мутон! — сказал он.
Генерал все понял, взял на себя командование 17-м полком и со словами «На вас смотрит император, за мной!» повел солдат прямо к горящему мосту.
Под угрозой трех смертей — от воды, от огня и от пуль — они перешли через мост и устремились к крутым улицам Ландсхута.
С высот города австрийцы могли видеть, как французские войска подступают со всех сторон: Наполеон со своими двадцатью пятью тысячами, Вреде — с двадцатью, а Массена — еще с двадцатью тысячами.
Врагу стало просто невозможно удерживать позиции, и он отступил.
Убитых было немного, может быть, две или три тысячи (сказалось отсутствие пушек), но было взято семь или восемь тысяч пленных, захвачено военное снаряжение, техника, артиллерия. Кроме того — и это было важнее всего, — сражение нарушило оперативную линию эрцгерцога таким образом, что она отныне уже не могла вновь сформироваться.
Когда
Позади, между Малой и Большой Лаберой, послышались пушечные выстрелы.
Наполеон натренированным ухом артиллериста определил, что в восьми или девяти льё шло сражение.
Несомненно, это Даву вступил в схватку с врагом.
Но с каким врагом?
Была ли это армия Бельгарда, шедшая из Богемии? Или австрийская армия под командованием Карла? (Наполеон начинал опасаться, что оставил эрцгерцога у себя в тылу.) Или обе они вместе? (А это означало бы огромное войско — примерно в сто десять тысяч человек.)
Даже одна из этих армий была бы слишком сильной для сорока тысяч Даву.
Тем не менее Наполеон не мог оставить свой плацдарм: отступая перед побежденной армией, он позволил бы ей собраться с силами и атаковать его с тыла.
Он ждал, надеясь на смелость и осторожность маршала Даву, но это ожидание было полно тревоги.
Пушечная канонада продолжалась с тем же ожесточением и приближалась к Экмюлю.
И только к восьми часам вечера канонада прекратилась.
Если в предыдущую ночь Наполеон лег в постель не раздевшись, то в эту ночь он не ложился совсем.
В одиннадцать часов ему сообщили о прибытии генерала Пире от маршала Даву.
Император вскрикнул от радости и бросился ему навстречу.
— Ну, как? — спросил он его, прежде чем тот успел открыть рот.
— Все идет хорошо, сир! — поспешил ответить генерал.
— Хорошо! Это вы, Пире? Тем лучше! Что же произошло? Расскажите мне все!
Тогда Пире рассказал этому железному человеку, сражавшемуся весь день и бодрствовавшему всю ночь, о том, что происходило днем.
Даву, перемещая свои войска, отклонился влево, встретил армейские корпуса Гогенцоллерна и Розенберга, атаковал их и, чтобы очистить дорогу, принудил отступить к Экмюлю.
Во время отступления австрийцев были захвачены в штыковом бою две деревни — Паринг и Ширлинг. Сражение шло уже три часа, когда подошло подкрепление, посланное Наполеоном.
Тогда Даву понял, что если император выделил ему двадцать тысяч человек, то он нужен был здесь, чтобы держать врага в поле зрения.
Враг укрепился в Экмюле и, казалось, собирался защищаться. Даву ограничился тем, что обстрелял его из пушек. Впрочем, этим он хотел дать знать о себе при помощи голоса пушек — для уха императора самых знакомых звуков.
И этот голос Наполеон услышал, а генерал Пире ему тотчас же перевел его.
Даву потерял тысячу четыреста человек, австрийцев было убито три тысячи. Наполеон же потерял в Ландсхуте триста, а убил и пленил семь тысяч врагов. Итог дня: из строя выведены десять тысяч австрийцев.
Пока генерал Пире находился у императора, стало известно, что из Регенсбурга прибыл курьер, проехавший через Абенсберг, Пфеффенхаузен и Альтдорф, то есть по тому же пути, что и Наполеон.
Вот какие новости привез курьер.