Капитаны ищут путь
Шрифт:
Он немного зазяб, все еще улыбаясь и чувствуя себя счастливым, забрался в постель и вдруг пожух, вспомнив, зачем и почему пожаловал на эстонскую мызу… Глеб поднялся и стал одеваться.
За утренним кофе Шишмарев робко спросил Коцебу о здоровье.
— Геркулес, — беззаботно ухмыльнулся Отто.
— Уж и геркулес… Поди, судороги хватают, то да се. А? Скажи по чести.
— Оставь. Говорю — геркулес.
— Ну да, ну да, — торопливо согласился Шишмарев. — Я, брат, к тому… Разное болтают…
— Что
— Слышал, понимаешь ли, начальство про тебя у генерал-штаб-доктора справлялось. А он, черт его дери… Словом, как бы это сказать, мнется, что ли… Вот и пошли разные толки… Медики-то они, сам знаешь… Помнишь, наш эскулап Захарьина в Камчатке оставил, а Иван Яковлевич отдышался и теперь, говорят, бригом командует…
— Погоди! Ты это все к чему?
— А к тому, брат, что не послушайся Иван-то Яковлевич, не сойди он на берег, может, и того… А? Не правда ль?
— Захарьин? — нахмурился Отто. — А при чем тут Захарьин?
Шишмарев развел руками:
— Медики, черт их дери… Сам знаешь…
— Ничего я не знаю, Глеб Семеныч. Вижу, виляешь, а не пойму зачем!
Шишмарев сокрушенно вздохнул.
— Генерал-штаб-доктор? — спросил Коцебу, бледнея.
— Ну то есть начисто возражает, дьявол его задери.
— А маркиз?
— Маркиз?
— Да-да, маркиз. Не тяни, прошу тебя!
Шишмарев молчал.
— Ах вот ты зачем приехал… — негромко и как бы изумленно проговорил Коцебу.
Наступила пауза.
— Кто ж назначен? — вымолвил наконец Коцебу.
— Васильев. Михайла Николаевич. Знаком?
Коцебу не ответил. Потом сказал:
— На другой — ты?
Глеб вдруг взорвался:
— Я! Я самый! А что? Ты пойми, пойми ты, ради бога. Мне что ж было? Отказываться? Ежели б вместо тебя, тогда бы…
Коцебу пристально глянул на Шишмарева:
— Это, Глеб, оставим. Признайся: доктор ли причиной? Или…
Шишмарев смешался. Что тут ответить? Сказать про Гаврилу Андреевича Сарычева? Нет, не хотелось хулить вице-адмирала. За что? Крузенштерн радел Коцебу, а Сарычев — Васильеву.
— Или? — повторил Отто. И, помедлив, уронил: — Впрочем, можешь не отвечать. — Встал, прошелся из угла в угол. — Когда едешь? Нынче?
— Забот-то полон рот…
— Остался бы хоть на день.
Шишмарев, потупившись, проворчал:
— Чего там… Разумеется.
Глава 14. «НАПРАВЛЯЯ ПУТЬ К СЕВЕРУ…»
В кают-компании рассаживались офицеры и штатские. Глеб Семенович поместился во главе стола, заправлял за ворот мундира салфетку. Царило оживление, какое бывает, когда люди готовятся весело и всласть попировать.
Вино разлили. Буфетчик обнес всех закуской. Лейтенант Алексей Лазарев, подняв рюмку, возгласил, грассируя:
— Здоговье капитана! С днем ангела, Глеб Семенович! Уга, господа!
—
— Во здра-а-а-вие-е-е, — сдобным баритоном выпел корабельный поп.
В тот же миг морской артиллерии унтер Фокин подал знак молодцам-канонирам, и двадцать пушек, грозно рявкнув, окутали едким пороховым дымом военный шлюп «Благонамеренный».
Следующий тост был именинника, и капитан-лейтенант предложил опрокинуть за успех экспедиции, начатой три недели назад: чтоб пройти ей дальше бессмертного Кука.
— Ура-а-а! — прокричали офицеры, астроном Павел Тарханов, живописец Емельян Корнеев и, умолкнув, услышали тоненькое «а-а-а» рассеянного, вечно погруженного в свои мысли натуралиста Федора Штейна.
Все рассмеялись, и застольное веселье началось.
Балтийский ветер нес трехмачтовый шлюп. Вдали бодро горели датские маяки. У горизонта поблескивали огни шлюпов.
Не прошло и недели со дня именин Глеба Шишмарева, как отряд положил многопудовые якоря на рейде Портсмута.
Андреевский флаг был здесь не в диковинку. Многие русские суда посещали этот приморский город. Но в августе 1819 года было нечто символическое в белых флагах с косой крестовиной из синих полос. Словно бы эстафета: четыре корабля начинали «кругосветку», один заканчивал. Начинали «Восток» и «Мирный» (антарктические) и «Открытие» с «Благонамеренным» (арктические), а заканчивал дальнее плавание военный шлюп «Камчатка». И вот Портсмутская гавань оказалась местом свидания пяти капитанов — командиров антарктических судов Беллинсгаузена и Михаила Лазарева, командиров арктических судов Васильева и Шишмарева и командира «Камчатки» Головнина.
На следующий день «Камчатка» ушла из Портсмута. А вскоре зыбкие пути-дороги развели Васильева и Беллинсгаузена.
«Открытие» и «Благонамеренный», обогнув Африку, одолев Индийский океан, подошли спустя несколько месяцев к Австралии. В ранний час февральского дня 1820 года вахтенные приметили маяк Порт-Джексона, плоский песчаник Новой Голландии, как тогда называли пятый материк.
Редкий наш мореход мог похвалиться знакомством с далеким Порт-Джексоном, одной из лучших гаваней мира. Прежде гостевали здесь лишь «Нева» капитана Гагемейстера и «Суворов» Михаила Лазарева.
Губернатор, старый бодрячок генерал Макуэри, тоже некогда был путешественником. За чаепитием (под окнами прыгали кенгуру, а с деревьев свешивались хохластые бело-розовые попугаи) Макуэри удивил офицеров рассказами о… России. Он был, наверное, единственной персоной во всей Австралии, которой довелось видеть Петербург и Москву, Волгу и Астрахань. Правда, вояжировал генерал в молодости и многое перезабыл, но слово «подорожная» крепко ему врезалось в память, что, конечно, доказывало истину его слов о тиранстве станционных смотрителей.