Капитаны ищут путь
Шрифт:
Движение вслепую не обошлось счастливо: яхта наскочила на риф. Удар был зубодробительный — щепки всплыли. К счастью, да-да, к счастью, сильно заштормило, и волна-спасительница перебросила яхту через риф. Но при этом она вывела из повиновения руль: штыри вылетели из петель и теперь от руля был такой же прок, как от вывихнутой конечности.
Неизвестно, что предпочесть: «стоянку» на рифе или сумасшедшую гонку без руля в узком фарватере. Но снова чудо — мощный и поразительно ловкий удар волны, удар в корму, и штыри руля влетают в петли, как бильярдные шары в лузу.
Кажется, довольно, хватит уж испытывать человеков? Но нет, едва положили якорь
— Пожар! Горим!
В машинном отсеке гулко полыхнул керосин, грозно стрельнули из люка узкие оранжевые языки. На огонь кинулись, как не снилось ни одному брандмейстеру, как кидаются на огонь лишь моряки, — смяли, задушили, прикончили.
Ну а теперь-то хватит, довольно?
Чередою взрывов, быстро слившихся в оглушительный рев, ринулся ураган. И гремел не день, не два — четверо суток моталась «Йоа» у южного берега Земли Короля Уильяма [30] .
30
На современных картах — остров Кинг-Уильям.
Худо обернулось добром: лавируя, угодили в укрытую бухту. Не желая долее испытывать судьбу, Амундсен решил зимовать на Земле Короля Уильяма. Правда, остров невольно наводил на печальные воспоминания, но ведь у каждого своя доля: где одному гибель, другому удача.
Сперва выгрузили кучу ящиков. Внутри ящиков были жестяные коробки с провизией. А порожние ящики? Громозди их, как кубики, крепи медными нагелями, наполни песком и обшей поверх толем — вот тебе и магнитная обсерватория.
А какие охоты задались! Скажи о них в Христиании: ха-ха да хи-хи, нипочем не поверили бы. Оленьи стада толпились на берегах бухты, ледостава ждали, чтоб переправиться южнее, на материк, и наши охотники не поспевали заряжать новехонькие карабины.
Яхту оленьими шкурами одели и брезентом накрыли. Однако пузатые железные печурки плохо грели. Вечерами ночлежники усердно тюкали топорами, срубая с коек лед, нараставший за день. Бр-р… Не постель — холодильник. А как постелешься, так и выспишься. Впрочем, что ж? Арктика не пансион для благородных девиц.
Зима покатилась. Начались научные работы. Люди были здоровы. Приборы действовали исправно. Амундсен, готовясь в санные рейды, откармливал собак.
Стояли лихие морозы, термометр зачастую показывал минус шестьдесят. Снег лежал метровой и больше глубины. Ярко и злобно горели звезды.
Как ни были все заняты хозяйством, наблюдениями, охотой, как ни развлекались песенками, записанными на фонограф, а случалось, навеет вьюга печаль, мрак согнет плечи, как ноша. И тогда приходило на ум многое, связанное в летописях Севера с этой Землей Короля Уильяма.
Первую зимовку экспедиция сэра Джона Франклина провела на острове Бичи. На том самом острове Бичи, где лежала памятная доска. А весной корабли «Эребус» и «Террор» продолжили плавание. Снова оделись парусами, из труб снова повалил темный дым, едкий угольный запах которого так напоминал родину.
Франклин вел суда, лавируя среди вековых льдов — многолетних, торосистых, толщиною в три-четыре метра. А потом эти тяжкие глыбы, будто изнутри высвеченные голубым, бирюзовым и зеленоватым светом, накрепко затерли «Террор» и «Эребус».
Пожалуй, можно было бы вытянуть и вторую зимовку. Если бы… Все, кажется, предусмотрели начальник
И все же по весне 1847 года дрейф продолжался. То было капризное движение, его определяла не воля моряков, а дурь льдов и течений. Угрюмо молчали холодные машины, не вращался винт, не надувались паруса. И все больше трупов опускалось в море. Давным-давно некий мореход, умирая, прошептал: «В море мы так же близки к небесам, как и на суше». И кто знает, не эти ль слова повторил перед кончиной старый сэр Джон?
А четырнадцать лет спустя, после того как ликующие толпы лондонцев проводили «Эребус» и «Террор», здесь, на Земле Короля Уильяма, появился лейтенант Хобсон. Он был участником спасательной партии — одной из тех партий, которые не спасли ни души. И вот здесь, на земле, где ныне зимовал Амундсен, лейтенант нашел засургученную бутылку с запиской. Долгие годы записка была тем, что в Англии зовут «мертвым письмом», письмом, не доставленным адресату. Оно перестало быть «мертвым», но поздно, слишком поздно.
Неровные строчки покрывали клочок бумаги, найденный Хобсоном. И Хобсон прочел о зимовке на острове Бичи, о второй зимовке во льдах, о смерти матросов и офицеров. И еще он прочел: «Сэр Джон Франклин скончался 11 июня 1847 года…»
И дальше:
Корабли ее величества «Террор» и «Эребус» были покинуты 22 апреля в 5 милях к северо-западу от этого места, где они были скованы льдами с 12 сентября 1846 г. Офицеры и команда, всего 105 душ, под начальством капитана Ф.Р.М.Крозье, высадились здесь под 69°37'42'' северной широты и 98°41' западной долготы…
И опять взор Хобсона упал на короткую строчку:
Сэр Джон Франклин скончался 11 июня 1847 года.
Внизу была приписка:
Мы отправляемся завтра, 26-го, к реке Бекс-Фиш.
Все. Точка. Ни один не остался в живых.
После сочельника, отмеченного роскошно благодаря изобретательности кока Линдстрема, и после двадцатипятилетнего юбилея Вика, отпразднованного с веселой помпой, экипаж «Йоа» вступил в новый, 1904 год.
Холод держался жгучий, как неразведенный спирт: минус пятьдесят три, минус шестьдесят, минус шестьдесят два. Но проблемы земного магнетизма требовали от Амундсена частых поездок по острову. И вот в дни отчаянных, невыносимых холодов свершилось то, о чем столь патетично рассуждал гамбургский седовласый профессор Неймайер. Ведь он, Неймайер, ставил достижение Северного магнитного полюса выше одоления Северо-западного прохода. И вот свершилось: капитан Руаль Амундсен достиг Северного магнитного полюса…
В начале июня послышались клики гусиных караванов. В ручьях и озерах плеснула рыба. Потешные зверушки лемминги засновали среди мхов. И затолклись, загудели, застонали комариные армады: от их жалящей, назойливой злобы спасу не было.
Пролив Симпсона вскрылся, путь на запад очистился. Однако яхта по-прежнему стояла в пустынной бухте: Амундсен обещал Нансену, обещал Неймайеру привезти побольше наблюдений над земным магнетизмом. Как ни не терпелось идти дальше, Руаль оставался на Земле Короля Уильяма.