Капитул Дюны
Шрифт:
— Ты считаешь их аморальными? — спросил он.
Но она будто и не слышала:
— Всегда спрашивают себя, что теперь надо сказать, чтобы добиться желаемой реакции.
— Какой реакции? — Может она услышать его боль?
— Ты не узнаешь, пока не будет слишком поздно, — Она повернулась, взглянув на него — совсем как Чтимые Матре, — Знаешь, как они поймали меня?
Он не мог подавить осознания того, насколько жадно Сторожевые Псы набросятся на ее последующие слова.
— Меня подобрали на улице после чистки Чтимых Матре. Кажется, вся эта чистка затевалась лишь из-за меня. Моя мать была крайне красива, но для них слишком стара.
— Чистка? — Сторожевые Псы захотят, чтобы я спросил.
— Они проходили по местности, и там исчезали люди. Ни тел, ничего. Пропадали целые семьи. Объяснялось это наказанием за подготовку покушений на них.
— Сколько тебе было?
— Три… ну, четыре. Я играла с подружками на поляне под деревьями. И внезапно послышался громкий шум и крики. Мы спрятались в расселине за камнями.
Он был захвачен видением той драмы.
— Затряслась земля, — она ушла в воспоминания, — Взрывы. Потом стало тихо, и мы вылезли. Весь край, на котором стоял мой дом, превратился в воронку.
— И ты осиротела?
— Я помню своих родителей. Он был большим, крепким мужиком. А моя мать, видимо, работала где-то служанкой. Они носили форму на работе, и я помню ее в этой форме.
— Почему ты так уверена в смерти родителей?
— Наверняка я знаю, что была чистка, но она везде и всегда одинакова. Крик, бегущие люди. Мы были перепуганы.
— Почему ты думаешь, что причина чистки заключалась в тебе?
— Это на них похоже.
Их. Какую победу наблюдатели увидят в одном единственном слове.
Мурбелла все еще была захлестнута воспоминаниями:
— Думаю, мой отец отказался уступить Чтимой Матре. Это всегда считалось опасным Большой, красивый мужчина… сильный.
— И ты ненавидишь их?
— Почему? — Удивление его вопросом, — Если бы не это, я бы никогда не стала Чтимой Матре.
Ее бессердечность ошеломила его.
— Значит, это стоит чего угодно!
— Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей стороне?
Туше!
— А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло как-нибудь иначе?
— Все уже произошло.
Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в ней. Может, он был обусловлен общением с Чтимыми Матре или чем-то из арсенала Бене Джессерит? — Ты была просто ценной находкой для их конюшен.
— Верно. Соблазнялки, так они нас звали. Мы рекрутировали ценных самцов. — И ты тоже.
— Я многократно окупила их вложения.
— Ты понимаешь, как это будет интерпретировано Сестрами?
— Не придавай этому большого значения.
— Так ты готова поработать над Скитейлом?
— Я не говорила этого. Чтимые Матре манипулировали мною без моего на то согласия. Сестры нуждаются во мне и хотят использовать так же. Цена моя будет высока.
Секунду он говорил с пересохшим горлом.
— Цена?
Она пристально взглянула на него:
— Ты, ты просто часть моей цены. Не работа над Скитейлом. И большая прямота, которую они так любят, относительно причин моей необходимости для них.
— Осторожно, любимая. Они ведь могут и сказать.
Она бросила на него взгляд, достойный Бене Джессерит.
— Как ты сможешь восстановить память Тега, не причинив боли?
Черт! А он только подумал, что на эту скользкую тропку они не встанут. Выхода нет. В ее глазах читались догадки.
Мурбелла подтвердила их:
— Поскольку я не соглашусь, уверена, ты обсудил этот вопрос с Шианой. Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Его Мурбелла разобралась в Сестринстве глубже, чем ему казалось. И она знала, как его многочисленные воспоминания гхол были восстановлены штамповкой.
Он внезапно увидел ее в качестве Преподобной Матери и чуть не закричал, протестуя.
— Чем ты в этом отличаешься от Одрейд? — спросила она.
— Шиана училась на Штамповшицу, — слова его казались самой пустотой. — От моего обучения это отличается?
В нем вспыхнул гнев. — Ты предпочитаешь боль? Как Белл?
— Ты предпочитаешь защиту Бене Джессерит? — Голос, как нежные сливки. Он почувствовал отдаленность в ее голосе, словно она уже превратилась в холодную наблюдательницу из Сестринства. Они замораживали его любимую Мурбеллу! Хотя в ней еще оставался огонек. Это обнадеживало. Она дышала здоровьем, особенно став беременной. Сила и непосредственная радость жизни. Вот что цвело в ней. Сестры отберут и задушат это.
Его внимательный взгляд успокоил ее.
В отчаянии он пытался понять, что делать.
— Я надеялась, мы будем друг с другом более искренни, — сказала она. Очередная проверка Бене Джессерит.
— Я не согласна со многими их действиями, но не могу сказать, что не доверяю их мотивам, — сказал он.
— Я узнаю их мотивы, когда переживу Агонию.
Он весь замер, поймав себя на мысли, что она может погибнуть. Жизнь без Мурбеллы? Зияющая пустота, глубже которой нельзя представить. И ничто во всех его жизнях не сравнится с этим. Неосознанно он протянул руку и погладил ее по спине. Кожа такая мягкая и тем не менее упругая.
— Я очень люблю тебя, Мурбелла. Ты — моя Агония.
Она задрожала от его прикосновения. Он почувствовал, что захвачен чувствительностью, что в нем растет печаль, пока не вспомнил слова преподавателя ментатов о «эмоциональных кутежах».
«Различие между чувством и чувствительностью легко ощутимо. Когда ты избегаешь убийства чьего-то любимца на дороге, это — чувство. Когда ты стараешься объехать любимца и убиваешь прохожих, это — чувствительность.» Она взяла его ласкающую руку и приложила ее к губам.