Капкан для киллера – 2
Шрифт:
– Поэтому единственный шанс – выступить на телевидении, взбудоражить общественное мнение.
– Каким образом?
– Сейчас на НТВ готовится новая передача «Независимое расследование» с Николаем Николаевым. Насколько мне известно, одна из первых тем будет посвящена ему. Вот вы, – он посмотрел на меня, – естественно, примете участие в этой передаче. И у меня будет к вам следующая просьба. Было бы здорово, если вы во время передачи скажете, что он жив.
– А зачем? – недоуменно спросил я. – Во-первых, это неизвестно точно. Во-вторых, какой в этом смысл?
– Смысл тут один: мы взбудоражим общественное мнение. Дальше уже наша работа.
Тогда я еще не понимал всей сложности комбинации, которую задумал Геннадий Михайлович. Но на его просьбу ответил согласием. Хотя, честно говоря, не представлял, в каком контексте я мог бы сделать такое сообщение.
Через несколько дней я действительно был приглашен на телевидение, на съемки передачи «Независимое расследование». Так получилось, что телевизионщики в основном собрали в студии работников правоохранительных органов. Здесь были и следователи, и прокуроры, и оперативники, словом, вся аудитория была промилицейского плана. Сильное впечатление на меня произвели милиционеры, пострадавшие на Петровско-Разумовском рынке, в которых он стрелял. Двое из них были инвалидами, один еле передвигался.
Когда я увидел его, мне стало безумно жаль этого человека, который просто оказался в неподходящий момент в ненужном месте и просто так, безо всякой причины, случайно пострадал. Конечно, я ему сочувствовал очень сильно и совершенно не защищал Солоника.
Дальше началось самое интересное. Передача была построена на том, что Солоник – это злодей, киллер, что это отрицательный человек. И каждый раз, когда выдвигался какой-либо тезис, все время ведущий апеллировал ко мне – мол, каково ваше мнение. Поначалу я отмалчивался, особо в эти беседы не встревал. Но когда заговорили о его первом изнасиловании, в котором он был обвинен спустя год, и дело это было раздутым и шитым белыми нитками, тут я не стерпел и начал его защищать.
Постепенно все негативное отношение к Солонику стало переходить на меня. Солоника-то нет, где он – неизвестно, а зато тут есть его адвокат, который попал в совершенно дурацкую ситуацию. Я – адвокат, и даже если я этого человека не понимаю, я все равно не имею права его критиковать.
Такова адвокатская этика. Я имею право лишь его защищать. Конечно, в каких-то случаях я могу промолчать, например, в связи с перестрелкой на Петровско-Разумовском рынке я не стал комментировать ничего. Но в связи с изнасилованием – я стал говорить, что это сфабрикованное дело, стал приводить различные доводы, то есть невольно стал защищать его. Я видел враждебные взгляды зрителей, которые сидели на трибунах в новой студии НТВ, соответственно, работники правоохранительных органов, приглашенные на передачу, тоже бросали довольно неприятные взгляды в мою сторону. Не знаю, как это получилось, но когда передача была окончена и операторы выключили свои камеры, ко мне неожиданно обратился один из помощников режиссера по поводу письма, которое Солоник прислал в газету «Омония». И тут меня словно прорвало. Я сказал:
– А с чего вы решили, что он мертв? Он жив.
Тогда я не знал, что эта моя фраза была записана. Спустя два дня, когда передача пошла, моя фраза о том, что Солоник жив, была выдана в эфир, причем сделано это было уже после титров.
Через несколько дней, как по команде, в нескольких газетах одновременно появились статьи о том, что Солоник жив. Многие журналисты стали разбирать всевозможные
Тогда я не мог понять, неужели эту акцию организовал Геннадий Михайлович? Или у журналистов у самих возникли сомнения – вот, мол, адвокат сказал, что он жив, значит, действительно, что-то здесь не то.
Началась шумиха. Чуть позже состоялась очередная моя встреча с Геннадием Михайловичем. На сей раз он был один, без Максима.
– Максим отдыхает, – сказал Геннадий Михайлович. – Полежал сначала несколько дней в госпитале, теперь уехал отдыхать за границу. Слишком для него болезненно все это было. Отвык, бедолага, от экстремальных ситуаций. Ну что, я хочу вас поздравить. Акция, что мы задумали, удалась!
– Я догадываюсь, – сказал я, намекая на статьи журналистов.
– О Солонике стали писать не только российские, но и греческие журналисты, – добавил Геннадий Михайлович. – Короче, все это благодаря вам.
– Да ладно, – улыбнулся я. – Почему мне?
– Это вы сдвинули дело с мертвой точки. Но главное тут другое. Сейчас кто-то сумел поставить вопрос о том, чтобы его тело, в связи с последними событиями, было все же передано в Россию для экспертизы. Так что у нас к вам просьба. Вы могли бы снова выехать в Афины, проследить, чтобы со стороны греков не было никакой химии?
– Как вы представляете себе, что я буду там делать? – спросил я. – Я что, буду их контролировать?
– Нет, зачем же! У вас такой возможности не будет. Но ваш приезд для них будет определенной формой контроля. Они же не знают, насколько вы информированы, понимаете? Здесь это может помочь тому, что тело будет доставлено в Москву. Вы не волнуйтесь. На самом деле ваша роль другая. Но в силу определенных причин, мы пока не можем вам ее открыть.
– Но почему я должен соглашаться?
– Дело в том, что это совершенно безобидно и никакого нарушения греческих законов не будет. Но самое главное – ваш приезд будет истолкован определенными силами в нашу пользу. К сожалению, я пока вам не могу рассказать, – повторил Геннадий Михайлович, – всех подробностей операции, которую мы задумали. Но ваш приезд имеет для нас колоссальное значение. Есть такое понятие, как психологическое давление. Мы хотим вас использовать именно в этом качестве.
– Но на кого я должен давить?
– Я не могу вам этого сказать. Но гарантирую, что вы будете в курсе всех дел.
– Хорошо, – согласился я нехотя. – Но я боюсь, чтобы опять не возникло проблем с этим генералом, как его...
– Янисом Пападакисом? – подсказал Геннадий Михайлович. – Вы не волнуйтесь. С ним вопрос скоро будет решен. А опекать вас будет тот же самый адвокат. Мы ему уже перевели деньги. И переводчик у вас хороший будет.
– Там был хороший переводчик...
– Костя Грек? – неожиданно сказал Геннадий Михайлович.
– Да. А откуда вы знаете?
– Максим рассказывал. Теперь у вас будет другой переводчик, не хуже этого. Ну так что, летите?
Я пожал плечами:
– Оформление займет несколько дней. Они же визу не сразу дают... А так – я не против.
Вскоре мы простились с ним.
Несколько дней заняло оформление документов в Грецию. И вот я лечу в самолете в Афины. Какая-то внутренняя напряженность и неуверенность не отпускали меня. А вдруг сейчас мне готовят очередную провокацию? Уж больно недобрыми глазами смотрел на меня греческий генерал, начальник афинской полиции...