Капкан для Лиса, или Игра без правил
Шрифт:
Опор руками на песок, целясь в заплетающиеся конечности Кира. Выброс ноги.
Удар...
Должен был быть.
Я так и не осознаю, в какой момент щиколотку обхватывают его сильные пальцы. Резкий рывок: на себя, под себя, и вот я уже задыхаюсь под весом крепкого тела.
– Что это было? – выдыхаю в его торжествующее лицо, толком не понимая, что чувствую. В этот момент потрясение затмевает все другие эмоции.
– Закон природы, чудо. Сильный всегда пожирает слабого, слышала? – Кир громко клацает зубами у моего уха. – Как бы зайчишка ни скалил резцы,
Не знаю, как ему это удалось, но Лис всё-таки выиграл бой. И меня тоже выиграл. Это что теперь... придётся вот с ним? Он же пошутил?!
– Кир, я не могу, – повернув лицо, с ужасом заглядываю в чёрные глаза. Какие-то пьяные-пьяные, будто он только что ещё бутылку накатил, и чувствую, как внутри всё переворачивается.
Я не хочу становиться чьей-то зарубкой над кроватью.
Попытка пошевелиться взрывается вспышкой дискомфорта всех оттенков: от неподъёмной тяжести чужого тела на себе, до песка, царапающего поясницу под задравшимся свитшотом.
Мы замираем, глядя друг на друга в трещащих кострами душных сентябрьских сумерках. В наших взглядах всё, кроме симпатии. И это всё – какое-то острое, злое, на грани терпимого. Если бы я могла вывернуться, разбила б ему лицо. Если б он не скрестил руки за моей спиной – придушил бы. Я в этом уверена.
– Поехали, – Кир вдруг неуклюже поднимается на ноги и поворачивается к притихшей компании. На безучастном лице из эмоций только злая усмешка. – Я же говорил. Хорошую драку танцем не назовут.
В оранжевых отблесках костра он выглядит просто огромным, замкнутым и враждебным, а у меня стынет кровь от понимания во что ввязалась. Я со всей ясностью осознаю, что ничего – ни уговор, ни отцовский гнев не в силах заставить меня перед ним даже грудь оголить. Не говоря уже о большем.
Пошёл он к чёрту! Вместе со своими дружками и мнением всей своей шайки. Они не через месяц, так через год забудут, а мне с этим жить.
– Кирилл, – взгляд против воли падает на полные губы и сердце снова заходится в бешеном ритме. Хочу сказать, что отказываюсь от своих слов, пусть поливает грязью сколько влезет. Ему это отлично удаётся. Вот только слова не идут. Мысль есть, а голос пропадает.
– Что такое? – склонившись, он насильно хватает меня за руку и рывком поднимает на ноги. Шарит по лицу диким лихорадящим взглядом, в котором единственное желание свернуть мне шею, но никак не раздеть. – Пошла ва-банк... Погорела... теперь на попятную? Тебя не учили держать слово?
Слово?! Да я была уверена, что он свалится с тычка! Иначе не повелась бы. И вот, странное дело, когда презираешь, должно быть всё равно, а я краснею. Не вижу, но чувствую, как жгуче колет лоб, щёки, шею.
Он отворачивается, отборно матерясь сквозь зубы.
– Север! Будь другом, отвези нас домой. Детское время кончилось.
Дан
Глаза, которые даже злыми имеют надо мной непонятную власть, полыхают мрачной решимостью.
– В машину, чудо, – цедит он тоном, не терпящим возражений. Негромко совсем, но кажется, что рычит на весь берег. – Хватит выставлять меня зверем. Силой не трону.
Внутренне сжимаюсь, не понимая, почему не могу послать его к чёрту. Как ему удаётся одним своим присутствием вносить такую сумятицу? Более того, я не боюсь. Да, злюсь, презираю, готова выть от беспомощности, но не боюсь.
С независимым видом подхожу к машине, забираюсь на заднее сидение. Бросаю хмурый взгляд на затылок Дана, который уже успел завести мотор. Он прохладно улыбается мне через зеркало заднего вида и устремляет равнодушный взгляд вперёд. Одним этим жестом расписываясь в своём безразличии к происходящему. Вряд ли выражение каменного лица изменится, даже если Лис вдруг вышвырнет меня на ходу.
– Вот так бы сразу, – сухо отмечает Кир, устраиваясь рядом. – Можешь же, когда хочешь.
С приближением к городу поток движения заметно сгущается. Дан оказался поклонником рока и, словно забыв о пассажирах, насилует голосовые связки. Хотелось бы добавить в список мои уши, но это было бы ложью. Голос у рыжего приятный. Природа щедро одарила троицу достоинствами, взамен отыгравшись на совести. Такой функции ни в одном из них нет.
– Я не буду с тобой спать, – собравшись с духом, решаю прояснить ситуацию. – Неужели нельзя расплатиться как-нибудь иначе?
– Чёрт с тобой, – сонно бормочет Кир мне в плечо. Он как навалился на меня всем телом на первом же повороте, так и продолжает использовать вместо подушки. – Тогда будешь выполнять мои задания. Откажешься – вернёмся к первому варианту.
– Что за задания? – уточняю с сомнением.
Он погано смеётся, сползая ниже и укладывая голову мне на колени.
– Скажу, когда придумаю.
Вот это меня и пугает. Куда заведёт его больная фантазия можно только догадываться, и догадки эти одна другой паршивее. Как-то подозрительно быстро он сдался.
– Какой тебе резон идти на уступки? – голос напряжённо хрипнет, когда Кир невзначай проводит носом по животу вдоль оголившейся полоски кожи. И надо бы одёрнуть задравшийся свитшот, возмутиться, но горячее дыхание на теле это что-то настолько новое: чужеродное, яркое, ошеломляющее, двойственное, что я затихаю.
Непроизвольно выгибаю спину. Смущаюсь сразу же, а после расслабляюсь, с мстительным удовлетворением осознавая, что пьяный не поймёт, не запомнит... Мне томно и жарко. Почему-то страшно заводит тот факт, что это он, ненавистный Кир, причиняет мне массу удовольствия. Именно причиняет – как боль или страдание. Как нечто неправильное, низкое, острое.