Капкан для маньяка
Шрифт:
– Да что там увидеть можно, забор же глухой?
– Приходи завтра вечером, покажу, – решилась тетя Шура.
Надежда вспомнила физиономию капитана Свирбенко и согласилась.
А у капитана денек нынче выдался хлопотный. Накануне, после ухода своего опасного гостя, он сделал над собой усилие и даже убрал подальше недопитую бутылку коньяка. Он долго сидел на крылечке, покуривая. И думал нелегкие думы. По зрелом размышлении страх его уменьшился, и он понадеялся, что дело обделает как надо. Значит, так, рассуждал капитан. Сколько человек видели тело? Он сам, Васильич, шофер Валерка, еще доктор этот… как его… Цыплаков. И три тетки. Ну, со свидетелями-то
Васильичу полтора года до пенсии – не станет он возникать, сделает что скажут. На Валерку у него, капитана, уже давно три телеги в сейфе лежат, что взятки берет и машину служебную по личной надобности гоняет. Завтра он покажет бумаги Валерке, тот сразу поймет, что запросто может с работы вылететь. Нынче и так в Оредеже с работой непросто, а уж такую – в полиции – и вовсе не найти. Так что Валерка сразу все с полувзгляда поймет, и пленка, на которой мужик задушенный сфотографирован, сама собой засветится. Остается врач. У него заключение, медицинский документ. И, главное, уже все оформил, подлец, куда только торопился?!
Капитан встрепенулся и стукнул в окошко к сестре:
– Райка, спишь уже?
Сестра работала сменной медсестрой в больнице и вставала рано. Однако отвязаться от капитана было не так просто, поэтому через десять минут Раиса, позевывая, появилась на крылечке, застегивая халат.
– Что у вас Цыплаков какой-то мешком стукнутый?
– Неприятности у него, – ухмыльнулась Раиса, – жена уходит к главврачу нашему.
– Да ну? И все знают?
– Ясное дело, его жена уже к матери уехала и дочку с собой взяла.
– Ну-ну.
И с утра капитан захлопотался. Он позвонил в Лугу медицинскому начальству и в приватном разговоре, стесняясь и вздыхая, рассказал всю историю про блудливого главврача их Оредежской больницы. Сама по себе такая история никого особенно не волновала – нынче не старые времена, аморалку никому не пришьешь. Никто не будет устраивать общего собрания и спрашивать с трибуны, имеет ли право человек, у которого отсутствуют твердые моральные принципы, руководить советской больницей. Все это так, говорил в трубку капитан Свирбенко, если бы перед отъездом не приходила к нему в полицию жена главврача и не грозилась убить себя, мужа и злую разлучницу. Еле-еле он ее спровадил, спустил дело на тормозах. Так что теперь эти-то открыто вместе жить собираются, и как бы чего не вышло… И нельзя ли от греха подальше Цыплаковых этих, хахальницу главврача с мужем, услать куда-нибудь хоть на время в отпуск, а там все, даст бог, утрясется. Может, она и сама главврачу надоест, потому что, откровенно говоря, на взгляд капитана, баба-то страшная, одни кости, никакого приличного вида…
Лужское медицинское начальство, выслушав сбивчивую речь капитана, пожало плечами, но на всякий случай решило подстраховаться. И уже к вечеру Цыплаковым позвонили и предложили очень удачную, наполовину оплаченную семейную путевку в Сочи, якобы горящую. Цыплакова представила себя в новом купальнике на пляже в Сочи и махнула рукой на главврача. И в суматохе сборов медицинское заключение у Цыплакова куда-то затерялось. То есть он-то помнил, что передал его капитану, но Оредеж от Сочи весьма далеко. С шофером Валеркой, как и предполагал капитан, все прошло как по маслу, а Васильич, выслушав откровенный приказ все забыть, вышел на крыльцо отделения полиции, плюнул на ступеньки, сказал вслух: «А пошли они все…» – и забыл.
Больница в поселке Оредеж была построена после войны. Это было добротное каменное здание с
Несмотря на то что в большом поселке, застроенном преимущественно деревенскими домами с наикрасивейшими палисадниками, навалом было самых разнообразных цветов, клумбы на крошечной площади из года в год засевали одними и теми же партийными цветами – было такое распоряжение. Больше на площади не было ничего интересного, кроме небольшой (всего в один человеческий рост) статуи Ленина с протянутой рукой в позе, которую вся страна, по меткому выражению неизвестного шутника, называет «Все на танцы!».
За больницей во дворе находились котельная, кухня и маленький обшарпанный сарайчик – морг.
Поздно ночью, в самое темное время, когда обитатели больницы спали, а танцы в Доме культуры давно закончились, так что Владимир Ильич совершенно впустую тянул свою руку, во двор больницы неслышно проскользнули три тени. Тихонько звякнула канистра, почувствовался запах бензина.
– Не перепутать бы в темноте, – шепнул кто-то. – Вроде это морг.
Они отошли в сторону, кинули к сарайчику горящую газету и бросились бежать, прихватив с собой канистру. Морг вспыхнул мгновенно и к тому времени, как трое выбрались на шоссе, уже полыхал вовсю. Подоспевшие пожарные – благо все было тут же, близко, не стали тушить морг, а только поливали соседние котельную и кухню. Трое парней сели на шоссе в автомобиль.
– Порядок! – самодовольно ответил старший на невысказанный вопрос водителя. – Все сгорит без остатка, и следов не останется.
– Вот если бы сунули его тогда головой в болото, то действительно следов бы не осталось. А лучше бы живого в лагерь приволокли. Тогда бы точно узнали, какого черта он тут делал. А вы поленились сразу же дело закончить.
– Так светло же совсем было! – возмутились парни. – А он, сволочь, хорошо дрался. А уж когда мы его… некогда было в болото тащить. Думали, полежит тихонько до вечера. Взяли все его вещи и ушли.
– И ни хрена по вещам не выяснили, кто такой! – рассердился водитель.
Парни сочли за лучшее промолчать.
Поздним утром, когда Надежда шла с речки, она встретила разозленную жену дяди Паши Зинаиду. Та ездила в Оредеж в больницу с нарывом на пальце и вот вернулась несолоно хлебавши, потому что хирурга Цыплакова, оказывается, и след простыл – неожиданно отбыл в отпуск, а что сам назначил ей, Зинаиде, на сегодня – ему и начхать. Помазала медсестра какой-то гадостью, сказала, будет хуже – ехать в Лугу.
– Это какой такой Цыплаков? – заинтересовалась Надежда. – Такой с виду незаметный?
– Ну он. Ни рыба ни мясо. Да ты его видела – он позавчера с полицией приезжал.
«Самое интересное, что я именно этого и ожидала, – думала Надежда. – Ох, нечисто дело!»
– Хотела к главному идти жаловаться, – продолжала Зинаида, – да им не до меня. В больнице-то, слышь, пожар был. Морг сгорел начисто.
– Неужто!
– Да, и два покойника. Наш, которого вы в лесу-то нашли, да еще бабка Пелагея, бывшего директора автобазы мать. Померла она третьего дня в больнице от кровоизлияния в мозг, – выговорив без ошибки такое трудное словосочетание, Зинаида победоносно посмотрела на Надежду, – сегодня ее отпевать должны были, а что теперь отпевать, когда одни кости остались, и то непонятно чьи? Батюшка очень рассердился. Вот, говорит, хотели хоронить, а вышел крематорий.