Капкан на амура
Шрифт:
– А, – отмахнулась Маринка. – Сейчас, мам, такие законы… Сама удивляюсь. Главное, придумали, что как только человеку исполняется восемнадцать лет, он, представляешь, может сам себе разрешить жениться. Ну вот я и думаю – чего ж это такие законы просто так будут жить, ну и… тоже… Сама решила.
К матери присоединись братья. Теперь они стояли одной стеной – мать и три ее мощных сына. И вид у всех был… не слишком радостный.
– Лешка, Сашка, возьмите сумки, мы тут навезли всего, – тараторила Маринка, будто не замечая их взгляда. – Вовчик,
Лешка и Сашка с детства привыкли слушаться сестру, поэтому молча подхватили сумки и поволокли в кухню, Вовчик, старший, прикусил губу и потащился с сумками за братьями, и только мать все еще сохраняла боевую позицию.
– А знаешь ли ты, дочь моя, сколько всяких захребетников водится в этом вашем городе?
– И не говорите, – сразу поддержал Гоша. – Я сам удивляюсь! Нет бы работать мужикам, так ведь норовят на шею обеспеченным девушкам залезть!
– Вот и я про то же! – все больше накалялась матушка. – У нас Мариночка, слава богу, девушка небедная! А к ней так и липнут всякие лоботрясы! То Ванька к ней прилипнет, еле отлепили парня, то Семка – тоже не фига работать не умел, так к ней прицепился, как ты теперь!
– Нет, я умею работать. Только у меня условий нет, – вздохнул Гоша и оглянулся по сторонам. – Мы так и будем стоять в коридоре?
– Пойдем, мам, пойдем уже за стол, – торопила Маринка. – Ну прямо неудобно за тебя! Скажут, что в семье Поленцевых все такие негостеприимные! Завтра твои подруги судачить станут, по всей деревне слава пойдет, что ты скупердяйка. На улицу не выйдешь!
Последнее замечание многое решило. Мамаша поджала губы и поплелась в кухню. И тут же вышел старший из братьев. Неловко поклонился и заученно пробубнил:
– Просим к нашему столу… чем… послали…
Несмотря на сомнительный прием, стол накрыли с русским радушием. Уже и капустка блестела, политая подсолнечным маслом, и селедочка была заботливо покрыта лучком, и картошечка румянилась поджаристыми боками, видимо, с утра осталась, да и Маринкины дары были заботливо нарезаны и разложены по тарелочкам. В общем, братья времени зря не теряли. Мать же стояла во главе стола и прижимала к себе купленную Маринкой бутылку водки.
– Ну… чем бог послал… – проговорила она, села, и после уже сели братья.
Гоша с Маринкой уселись рядом, и невеста пристально следила за каждым взглядом своих родственников.
Сначала ели молча, но после третьей стопочки маменька разжала губы:
– И где ж вы, Гоша, трудитесь у себя там в городе?
– Да нигде, – честно отозвался будущий зять. – Не тянет меня к городской работе. Ищу чего-то… Пока Марина содержит да пенсия маменьки.
Братья за столом звучно крякнули, ниже опустили бычьи головы и заработали ложками еще усерднее.
– Да уж, – вздохнула мать. – Порадовал… У меня вот три мужика, помоложе тебя будут, а дня без работы не сидят! И учатся, и спортом занимаются.
– Мама! – со слезами в голосе выкрикнула Маринка.
– А что? – поморщилась та. – Нашла себе… Ладно, вопрос с работой осветили, а жить где собираетесь?
– Это уж как получится, – беспечно отмахнулся Гоша.
– Мама! Но у меня же есть квартира! – не выдержала Маринка. – Раньше я там жила одна, а теперь буду жить с мужем. Ты что, не хочешь, чтобы в моей квартире бегали твои внуки?
– Да внуков нажить – дело нехитрое, – повысила голос матушка. – Только надо и глаза иметь! За кого замуж-то идти? Нешто в городе-то никого поприличнее не нашлось? Помоложе, поработящее?
– Так я пока не старик! – вытаращился Гоша. – Это я просто не постригся. Марина сказала, что к свадьбе надо какую-то особенную прическу сделать, в салоне, вот я и…
Мать не выдержала:
– Значит, сам не работаешь, жену тебе привести некуда, а к свадьбе уже подготовился – вон какую гриву отрастил, да? То есть намылился на шею моей дочери влезть?
– Да я и не сильно старался, это она!
– С нее взятки гладки, девка молодая, а ты-то! Усмотрел девку с квартирой, с работой и…
– Да нужна мне ее квартира! Я туда вообще могу… ни ногой! Мы к моей маме жить перебираемся.
– Значит, мать из дома гонишь? Хорошо-о-о! Молодец, доченька! Сначала свекровушку выгонишь, а потом и мать из ее дома погонишь?
– А я бы и не прочь, – зарделся вдруг Гоша. – Чтобы в вашем-то доме…
– Что-о-о-о?! – исступленно заорала мать. – Да ты ж… Вон из моего дома!
Гоша не стал дожидаться повторного предложения – с шумом отодвинул табуретку и торопливо вышел. Маринка кинулась за ним, но братская рука резко рванула ее назад.
– Ах, так? – гневно воскликнула она. – Ну что ж, маменька, радуйся! Только что ты сломала мне жизнь! Я, между прочим, этого Гошу люблю! А ты его выгнала! И теперь… Я завтра же поеду к врачу, избавлюсь от ребенка, и… и у меня больше никогда не будет детей! Но я не стану пилить тебя ежедневно. Я просто перееду сюда, и буду у тебя на глазах медленно усыхать. Может, даже умру. Вот!
Мать слушала Маринку с раскрытым ртом.
– Детей? Ты собираешься… Ох, грехи мои тяжкие… – Она тяжело поднялась и вышла.
Маринка хотела выскочить вслед за матерью – как бы не натворила чего. Рука у маменьки тоже не пух. Но братья молчком усадили ее за стол. Она поняла, что никто ее не отпустит.
– Вот так и пропадает любовь, – процедила она сквозь зубы.
Братья не произнесли ни слова. Полчаса прошло в гнетущем молчании. Мать не возвращалась. Не было и Гоши.
– Ну и чего? – процедила Маринка. – Чего ждем-то? Может, они уже поубивали друг друга, а вы здесь пнями сидите и меня не пускаете!
Маринку продолжали держать цепкие руки Лешки, а Вовка поднялся и решительно направился к двери.