Капкан на демона
Шрифт:
Осмотрев себя, Вера подумала: «Дело оказалось непростое! Чтобы его разгадать да мышеловку придумать, понадобилось пять часов и шитье обалденного ансамбля на нынешнюю весну». Она улыбнулась своему отражению в зеркале и направилась на второй этаж, в спальню. Верный Пай, зевая, двинулся за ней.
Через некоторое время три человека начали готовиться к тому, чтобы мышеловка сработала. Прудников с группой оперативников проверил все входы-выходы в ресторане, договорился с его руководством о том, что на этот вечер часть
Как это сделать? Она пришла к профессору и попросила, чтобы тот разрешил провести с ним сеанс гипноза. Реакция была бурной и предсказуемой.
– Ты, Вера, совсем сбрендила?! Что ты мне предлагаешь? Захотелось в мозгу старика покопаться, тебе мало пациентов? Ни за что!
– Тимур Борисович, мне надо понять, что за барьер стоит у вас в подсознании. Ведь мы так и не добились вашей стопроцентной чувствительности на смертельную опасность. Вы же сами этого хотели?
– Ну почему не добились, – проворчал профессор. – Наоборот, опыт кончился удачно. Приеду в Питер, сразу начну использовать твою методику. Правда, побочные эффекты… Все эти боли и дистония вегетативной нервной системы… Ну, можно о них не распространяться.
– Но ваше подсознание реагирует лишь на угрозу выстрела. Забыли, Тимур Борисович? А на яд и прочие угрозы – нет. Это неполноценный опыт.
Он ничего не забыл, просто не хотел помнить…
– Нам попросту не хватило времени, – упрямо парировал Тужилов. – Да и к тому же я пожилой человек, другие подопытные добьются большего.
– И все же мне бы хотелось понять, где мы с вами допустили ошибку. – Вера лукавила вдохновенно, желая добиться своего. – Чего вам тревожиться? Я ваша ученица, хороший специалист, все, что я узнаю, останется между нами. Зато, если есть шанс, что мы раскрепостим подсознание, уберем барьер…
Тужилов мрачно засопел.
– Ладно, – сдался он. – Попробуй.
Тимур Борисович был, что называется, «вещью в себе». Не рядовой случай, закрытых людей намного больше, чем открытых. Вере обычно представлялась картинка: пациент становился как будто человеком-луковицей. По мере снятия слой за слоем золотистых луковых одежек открывалась та внутренняя часть луковицы-души, которая была горькой, от знакомства с ней иной раз Вере хотелось плакать. Именно такие овощные ассоциации возникали у психотерапевта Лученко. А может, к профессиональному здесь примешивался еще чисто женский взгляд на вещи, кто знает…
Первые минуты она вела Тужилова осторожной техникой пошагового усыпления. Вначале тщательная словесная формулировка, затем Вера, привычно подражая движениям, мимике, ритму дыхания и угадываемому сердечному ритму, присоединяется к потоку жизни человека. Как обычно, несколько мгновений ожидания – получится или не получится? – и наконец возникает особое ощущение резонанса,
– Вы меня хорошо слышите, Тимур Борисович, и продолжаете глубоко спать. Вы можете свободно со мной разговаривать. Между нами полное взаимопонимание. Продолжая спать, вы можете двигаться, можете вспоминать и думать, вы все можете, хотя спите. Сейчас вам хорошо, вы спокойны. Давайте поговорим. Вспомните своего пациента, мальчика или подростка, из благополучной семьи. Вы определили, что он социопат, причем не латентный или пассивный, а активный, то есть опасный для себя и других… Попробуйте вспомнить, ведь такая определенность в диагнозе – не частое явление.
– Да, я вижу их, парень приходил с мамой. – Тужилов говорил ровно и спокойно. – Он полненький, розовощекий. Мама домохозяйка. Папа у них начальник, в каком-то строительном тресте работает. А мальчик… да. С мальчиком было нехорошо. Я сказал матери, она не поверила. Стала кричать, возмущаться, дескать, не может этого быть, ее сын вовсе не сумасшедший, он просто переутомился! А я никудышный врач, и меня нельзя на пушечный выстрел к детям подпускать… Я прошу ее не кричать, чтобы парень не услышал, – он ждал в коридоре.
– Как фамилия, имя мальчика?
– Фамилия заурядная, имя как имя, то ли Вася, то ли Петя, не помню. Ничего необычного. Но он ведет себя как типичный социопат. Я мать предупредил, но она меня не послушала. Больше они не приходили.
– Что было дальше?
– Дальше? Дальше я переехал в Ленинград. Новая работа, новый вуз, новые задачи…
Еще некоторое время Лученко пыталась развернуть слои памяти, но больше не нашла воспоминаний, которые могли пригодиться сегодня. Тужилов не подсказал ни имени, ни внешности. Тогда она поняла, что может рассчитывать только на свою хитроумную мышеловку. Впрочем, кое-какие догадки у нее имелись.
– Сейчас, на счет три, вы проснетесь и будете чувствовать себя бодрым, отдохнувшим. Один, два, три.
Взгляд Тимура Борисовича сделался осмысленным.
– Фух… Хорошо! – Он потянулся. – Молодец, что уговорила, прекрасно себя чувствую. Ну что?
– Ничего не нашла, простите, Тимур Борисович. – Она пожала плечами. – Все-таки механизм субсенсорных ощущений для нас пока еще совершеннейшая загадка. Мы можем им пользоваться, но наугад, а как именно работает – увы, не знаем.
С тем она и ушла. И в ожидании назначенного дня решила поступить, как ее любимый книжный герой, детектив Ниро Вульф. Он исповедовал несколько жизненных принципов для достижения комфорта: материальная независимость, тренировка мозгов в процессе раскрытия запутанных преступлений, гурманство и цветоводство. Вере Лученко до материальной независимости было еще пока далеко, но во время подготовки к сложным развязкам своих детективных шарад она любила посетить приятное кафе в недавно сшитой обновке – это раз, и побаловать себя новым ароматом хороших духов – это два.