Капкан

Льюис Синклер

— Пей веселей, моя радость! Что ты как неживой?

По-видимому, Ральф хватил больше, чем собирался.

Он смутно сознавал, что над Озером Грез печально догорает пятно заката. Он сознавал, что Джо говорит тихим голосом несчастливого человека. Но видеть и слышать по-настоящему он не мог. Он ступал, как в тумане, слышал, точно в бреду, и только три вещи оставались четкими в его сознании: Джо Истер — лучший друг, какой у него был в жизни; жена Джо — существо для него особенное и священное; и — его неодолимо тянет

туда, в дом, потанцевать с нею.

Когда Папаша, Джо и Ральф вернулись в дом, установив после длительных дебатов, что того типа, который обчистил в Монреале двух банковских курьеров, звать не Батлер, а Буллер и это стыд и позор, что какие-то личности позволяют себе грабить банковских курьеров, Элверна томно танцевала с Кудрявым Эвансом, а Джордж Иган, Пит Реншу и Неле Стромберг стояли и ждали своей очереди.

— Слушай, Джо, — обратился Стромберг к хозяину дома. — Говорят, у Эда Тюдора нынче танцы. Может, сходим всей компанией, как скажешь?

— Что ж, — сказал Джо. — Что ж, можно, — сказал Джо.

Перед уходом Элверна сменила матросскую блузку и полотняную юбку на васильковое кисейное платьице, и пока она переодевалась, значительная часть ее свиты, сгрудившись под дверью спальни, зычно предлагала ей свои услуги.

Джо усмехался — немного утомленно, как отметил Ральф.

Когда Элверна вышла из спальни, охорашиваясь, игриво убирая с висков непослушные пряди волос, посылая направо и налево кокетливые улыбки, Джо хрипло попросил:

— Знаете, братцы, если вы не против, я бы тут пока закруглился с моими книгами. Помощник, сдается, кое-что напутал, пока меня не было. А старшим вместо себя назначаю вам Ральфа.

Элверна молнией пролетела по комнате и повисла у него на шее.

— Ой, Джо, котик, как же я пойду без тебя? Подумай, что станут говорить миссис Мак, и преподобный, и все, кому только бы отравить людям радость!

Ральф проговорил без всякого энтузиазма:

— Остаться с тобой, Джо?

Он поймал знакомый взгляд — блекло-голубой и полный света — и прочел в нем мольбу. Многоопытный адвокат, привыкший подходить к людским невзгодам с бесстрастием игрока в домино, смешался, как мальчик. Он понял, что Джо слишком любит этих людей, чтобы вышвырнуть их вон, и слишком хорошо знает их, чтобы доверить им Элверну; слишком истерзан ее безумством, чтобы терпеть его дальше, и слишком горд, чтобы сознаться себе в том, что ему известно.

Ральф понял, что Джо полагается только на него. Заслуживает ли он такого доверия? Должен заслужить!

С тяжелым сердцем он кивнул Джо и важно выступил во главе шумной процессии, которая потянулась цепочкой по лесной тропе на танцы к Эду Тюдору. И всю дорогу прислушивался, как Элверна у него за спиною распевает с Кудрявым Эвансом «Чай на двоих», и ловил себя на том, что думает только о ней.

«Такой молодец — старается чем-то заполнить себе жизнь

в этой глухомани… — И одернул себя:-Ладно, брось! Выкинь ее из головы!»

Глава XIV

Несмотря на свое королевское имя, Эд Тюдор, точнее — Эдвард Тюдор, не принадлежал к английской аристократии; он был приземист и смуглокож: три четверти индейской крови и по крайней мере четверть — смесь французской, португальской и, возможно, мексиканской. Зато Эд был самый удачливый траппер в округе и владелец роскошной двухкомнатной хижины.

Строго говоря, и танцы у Эда Тюдора не были затеей самого Эда. Финансировал их Лоренс Джекфиш: получив наличными за свою поездку с Джо Истером, он горел нетерпением избавиться от этих денег, что и осуществлял довольно успешно. Он уже приобрел новую шляпу, совсем как у героя ковбойского фильма, новую бисерную ленту для означенной шляпы и сильно подержанный дробовик, а остатки своего состояния пустил на то, чтобы снять хижину Эда и устроить бесплатные танцы для всех желающих.

Бревенчатые стены парадной комнаты-просторной, с очень низким потолком и корявым полом из сосновых досок — были оклеены газетами. На стропилах навалены сани, сбруя для собачьих упряжек, снегоступы. По одну сторону — камин и стол, по другую — кровать, накрытая аляповатым лоскутным одеялом. Два стула кочевали по комнате с места на место; на них сидели наиболее почтенные из присутствующих скво. Прочие гости теснились на кровати, жались на корточках вдоль стены или стояли и с терпением, почти не уступающим китайскому, дожидались настоящего — хоть и маловероятного — веселья.

По местному этикету молодым людям не полагалось приглашать дам танцевать. Когда после получасовых колебаний четыре кавалера решали, что ничего не потеряют, если станцуют очередной танец, они выходили на середину комнаты, в шляпах, и стояли, перешептываясь и пересмеиваясь, пока к ним после столь же многотрудного раздумья не присоединялись по собственной воле четыре скво, обычно из тех, что помоложе. Дамы и кавалеры не обменивались ни единым словом. Светских любезностей здесь не признавали: вышел танцевать — берись за дело.

Дождавшись, пока все восемь танцоров окажутся налицо, четыре пары принимались старательно утрамбовывать пол под звуки кадрили: кавалеры с остервенением кружили своих партнерш, а здоровенные девахи, в свою очередь, не менее яростно раскручивали их самих. По-английски здесь говорили немногие, и все же фигуры выкликались именно по-английски. На кри они звучали до того длинно, что даже у индейцев лопнуло бы терпение.

«Одна птичка в клетке, три на свободе!» — вопил Лоренс Джекфиш, и четыре невозмутимых индейца деловито окружали столь же невозмутимую скво. «Птичка — из клетки, влетает ястребок; ястреб вылетает, закружил птичку».