Капли крови: Город Греха
Шрифт:
И несмотря на это, я покорно оделась в черные джинсы и майку до колен, нацепила сверху толстовку и даже собрала рюкзак. Зашнуровала черные кроссовки, которые он мне недавно подарил, надеясь, что он не из тех, кто станет отбирать свои подарки. А потом села с совершенно прямой спиной на застеленную покрывалом кровать, положила руки на колени и стала ждать.
Джефф пришел быстро, хотя я сразу почувствовала, что от него пахнет бренди. Увидев, что я уже собралась куда-то, он никак это не прокомментировал, зато спросил меня:
— Миа, ты считаешь меня плохим
Я ожидала чего угодно, но только не этого. Я думала, он будет ругаться, или расскажет, что я оказалась бесполезной, но он выглядел каким-то постаревшим, словно он действительно пожилой дедушка. У него под глазами залегли круги, и весь вид был каким-то несчастным. А его вопрос и вовсе поставил меня в тупик. Ведь я никогда такого не говорила! Ну, после двух первых месяцев нашей с ним войны, когда я еще считала его хитрым копом, решившим узнать, где прячутся мои друзья. Но об этом он и сам сказал, что все в прошлом, так что я могла с уверенностью утверждать: я никогда не называла его плохим.
Я тоже долго молчала. Рассматривала аккуратно завязанные шнурки на кроссовках, избегая смотреть ему в глаза, кусала губы и очень много думала. Но не могла понять, с чего вдруг он это взял. Даже если я поступила плохо, это ведь я сделала, а не он. Так почему же он задал именно этот вопрос? Почему решил, что я считаю его плохим?
Пока я думала, Джеффри терпеливо ждал, не пытаясь меня торопить. Просто сидел на смешном зеленом пуфике, внутри которого я хранила важные для меня вещи, и ждал, глядя на мое лицо. И, наконец, я не выдержала, и спросила в ответ:
— Почему ты так решил? Я ведь никогда такого не говорила.
Он устало вздохнул.
— Потому что ты решила, будто я способен использовать ребенка. Ты думаешь, я ради этого тебя забрал?
— Ну ты же… мужчина, — я густо покраснела, хотя никогда и ничего не смущалась до этого, и ощутила нечто похожее на стыд. — Я же должна была как-то… принести пользу. Ты тратишь много денег на все вот это, — я обвела рукой комнату. — А мне больше нечего дать. Я такая некрасивая, да? Я тебе не понравилась?
Джефф беспомощно посмотрел куда-то мимо меня, снова вздохнул, и попросил:
— Выслушай меня, пожалуйста, полностью. Молча. Хорошо?
Я послушно кивнула, хотя в душе поднималась какая-то обида. Почему я ему не нравлюсь? Я ведь вроде не страшная! Даже Скала говорил, что для белой девчонки я ничего!
— Ты очень красивая девочка, Миа, правда, — начал он все тем же спокойным тоном. — Но ты для меня — ребенок. Ты можешь считать себя взрослой, но я старше тебя на сорок лет, а это значит, что я прожил больше четырех твоих жизней. И человек, который способен взять в постель кого-то, кто настолько младше — подонок. Подонок, которого надо расстрелять, чтобы он не засорял собой и без того загаженный мир. Особенно если этот кто-то от него зависит. А я тебя удочерил. Официально. Ты ведь подтвердила в суде, что хочешь, чтобы я был твоим папой, верно? — я кивнула.
Это и правда было так, хоть я и не воспринимала его родным отцом. Своего я не знала, а друзей с отцами
— А разве папа может делать такое с дочерью, как ты думаешь?
— Ну, наверное, нет. Хотя мне рассказывали…
Он не дал мне договорить:
— Если может — то это конченная мразь, Миа. Понимаешь? Дело не в том, что ты некрасивая. И не в том, что сделала что-то не так — я понимаю, ты хотела, как лучше. Но ты для меня как дочь. И всегда ею будешь. Понимаешь?
Я снова долго молчала, обдумывая его слова. То, что для него было само собой разумеющимся, в моих глазах оказалось открытием. Разве можно назвать совершенно чужого тебе человека дочерью, и на самом деле относиться к нему так, словно это правда? Но почему он так сделал, зачем? И я снова рискнула ответить ему честно.
— Я понимаю. Ты считаешь человека, который может так сделать, мудаком. А я, выходит, нечаянно тебя обидела, предположив, что ты так можешь. Да?
Он кивнул, и посмотрел на меня, словно подбадривая говорить дальше.
— Но тогда зачем тебе я? Это же совсем невыгодно! Ты покупаешь мне вещи, хорошую еду, дал целую комнату. Какой для тебя в этом смысл? Ты ведь мог бы завести настоящую семью, разве нет?
Я не знала, что он мне ответит. Но точно знаю: если бы он солгал, начал бы придумывать что-то, или сказал бы, что я какая-то страшно особенная беспризорница, я никогда бы не смогла ему верить. Я жила бы у него, и ждала бы, когда можно удрать. Но он рассказал мне свою историю. Честно и искренне.
— У меня была семья, Миа. Жена и дочка, очень похожая на тебя. И такая же ершистая. Я очень мало проводил с ними времени, все время торчал на работе, ссорился с женой, а дочку заставал только спящей. Но я очень любил их. Очень. Я до сих пор не хочу видеть в доме других женщин, хоть и прошло много лет.
— С ними что-то случилось? — догадалась я, и расслабилась на постели, приготовившись слушать дальше.
— Да. У меня было много врагов, я же хороший коп. А они были моим слабым местом. И однажды я вернулся в совершенно пустую квартиру. Я не хочу рассказывать, что с ними случилось — может быть позже, когда ты подрастешь. Но они погибли, и я остался один. И так и не смог впустить кого-то в свою жизнь. А ты очень похожа на мою дочь. Ты — не она, я это отлично понимаю, не думай, но когда я тебя увидел, то решил, что это мой шанс искупить вину перед семьей. Я надеюсь, что ты не против попробовать стать мне дочерью, Миа, но даже если ты этого не хочешь — я все равно хочу тебе помочь. Понимаешь?
Я теряла друзей, они умирали на моих руках. Так что я его действительно поняла. С ребенком, выросшим в работном доме или с кем-то, кто просто жил впроголодь у жестоких родителей, он бы не договорился. Но я могла представить, что он чувствовал, когда потерял близких. Я понимала, какая сосущая пустота образовывается в душе, когда такое случается.
Так что я слезла с кровати, подошла к нему, и крепко обняла. И пообещала:
— Я больше никогда не буду так делать, Джефф. Прости меня, пожалуйста!