Капля крови
Шрифт:
Пестряков упрекнул товарищей в неосторожности: рассвет уже шел по их следам.
Черемных с удовольствием подсчитал вслух урон, который понес враг этой ночью; после подсчета он почувствовал облегчение, словно что-то изменилось к лучшему в его собственной участи, в его судьбе…
Лейтенант рассказывал очень скупо — может быть, по свойству характера, а может, потому, что служил лестницей, приставленной к забору. Много ли увидишь, когда лицо закрыто Тимошиной шинелью и все
Тимоша же был весьма щедр на подробности. В кабине грузовика сидел толстый-претолстый офицер. Не иначе как он раздобрел от пива и сосисок. Бензин в бочках был авиационный, это Тимоша определил по языкам пламени. Пушку на прицепе всю изрешетило. Прицеп тоже в полном порядке — разлетелся на мелкие осколки. Лейтенант не даст соврать. Так что от пушки той одна копоть осталась…
— Ты и соврешь — недорого возьмешь, — перебил Пестряков.
Тимоша обиделся и замолчал.
Однако прохлаждаться нечего: ведь решили, пока не рассвело, наведаться в дом. Пестряков указал обкуренным пальцем на потолок.
Он стеснялся того, что сам остается во втором эшелоне. Но как только товарищи ушли, улегся, подкошенный головокружением, на цементном полу подвала.
7 Тимоша и лейтенант вылезли из подвала: время не ждет. Задымленное небо объято ожиданием рассвета, уже потускнели зарницы переднего края.
Они вышли на улицу и проникли в дом через парадный подъезд.
Спички в подвале наперечет, лейтенант и Тимоша огонька с собой не взяли. Они пробрались ощупью из передней в ближнюю комнату и наткнулись в темноте на стулья.
Запах в доме какой-то чужой. Или это пахнет заплесневелой кожей от стульев, на которые они уселись?
Когда рассвело, пришельцы наконец осмотрелись в доме.
Лесенка, ведущая из кухни в подвал, была основательно завалена кирпичами и пудовыми обломками развороченной изразцовой плиты. Тимоша умело заложил тогда гранату в поддувало.
— Полная маскировка, — удовлетворенно заметил Тимоша. — Никто не станет нас в таком подвале подразумевать…
В кухне нашлись и спички, и запас стеариновых плошек в картонных коробочках размером с гуталиновые — то был первый и весьма драгоценный трофей экспедиции.
На абажуре повисло заброшенное туда взрывной волной полотенце, покрытое копотью.
— «Чистота — мать дома». — Лейтенант перевел изречение, вышитое на полотенце.
На полках шкафчика чинно выстроились в ряд белые фаянсовые банки — кухонный арсенал хозяйки.
Тимоша открывал одну банку за другой, заглядывал внутрь и, разочарованный, ставил их на полку. А лейтенант читал надписи.
В банке,
Зато в банке «соль» на самом деле оказалась соль. А в других банках, тоже фаянсовых, но калибром поменьше, хранились перец, лавровый лист, ваниль, корица, гвоздика и мак.
И, как назло, все специи пахучие! Они, наверное, для того и заведены, чтобы аппетит будить. А Тимоша и так на аппетит не жалуется, даже во рту у него защекотало.
— Будто мы тут собираемся варить борщ. Или печь пирожные. — Тимоша проглотил слюну и ругнулся. — Однако мак я мобилизую. Мелкая, но все-таки провизия.
Лейтенант молча пожал плечами и прошел в столовую.
Обеденный стол заставлен грязной посудой. Кастрюля со следами засохшей пшенной каши, но ни одной ложки каши наскрести на дне не удалось.
— Скареды! — Тимоша швырнул ложку в пустую кастрюлю. — Нет того чтобы оставить харч квартирантам.
Лейтенант чувствовал себя в чужом доме, в окружении чужих вещей неловко. Тимоша же, напротив, мгновенно обжился, расхаживал по комнатам с независимым видом, будто пришел в дом, где его давно ждали. Даже походка его свидетельствовала, что в жизни, как бы она ни складывалась, ему все ясно, все понятно, нерешенных вопросов нет и быть не может…
День набирал силу. Света, который проник сквозь щели в ставнях, все прибывало, и Тимоша принялся наблюдать.
Во двор смотреть не к чему, обзора нет никакого.
Окна из спальни обращены в сад, там тоже ничего интересного не увидишь: стволы деревьев вымазаны известкой, сад обнесен забором из проволочной сетки, такой густой, что воробей не пролетит.
Тимоша долго, скосив глаза, наблюдал из крайнего окна столовой за перекрестком. Там желтела бензиновая колонка, изредка проезжали машины, но они в поле зрения не попадали…
Хорошо был виден только дом через улицу: окна первого этажа схвачены фигурными решетками из чугуна, над подъездом висит чугунный фонарь ручной ковки.
— Дом двадцать четыре. — Тимоша вгляделся в номерной знак. — Хорошо, цифрам не требуется перевод… Вот название не разберу. Ну-ка, погляди через свою смотровую щель…
— «Кирхенштрассе», — прочел под жестяным козырьком лейтенант. — По-нашему — Церковная. А зачем вам название?
— Письма сюда писать после войны. Доплатные. Благодарить за приют, за угощение. Культурно, вежливо… Ведь нужно знать свой адрес? Где прячется знамя… Церковная, напротив дома двадцать четыре.