Каппа
Шрифт:
Видимо, создатели местных пыхтящих посудин не подумали о том, что моряки клаустрофобией не страдают. Поэтому иллюминаторы сделали вполне приличных размеров, куда можно было легко пролезть не только худому человеку, но даже упитанного борова просунуть при случае. Поэтому выбраться через распахнутую круглую дыру труда не составило, как и подняться на еле освещенную палубу. Каппа замер на мгновение и прислушался, превратившись в черное пятно рядом с леерами. Ходовая вахта в носовой пристройке, там широкие окна выходят на нос, оттуда же при необходимости могут засветить
В распахнутую черную дыру доносился могучий храп капитана. Прислушавшись, человек-невидимка усмехнулся. Да, удача как-то излишне рано расслабила любителя дармовой рабочей силы. Анжо прикладывался к бутылке почти каждый вечер, демаскируя на утро изрядные возлияния могучим перегаром. Вот и сейчас толстяк дрых без задних ног, заперев дверь в каюту, но поленившись закрыть иллюминаторы. Свежий воздух может быть полезен не каждому. Неслышной тенью Каппа просочился внутрь...
После завтрака подвернувшихся под руку боцман заставил в очередной раз драить палубу. Он обоснованно считал, что лучше матросов занять чем-нибудь полезным, чем оставить их без дела слоняться по кораблю. Но не успели по первому разу хорошенько намылить истертые до белизны доски, как к Ностро подскочил штурман и возбужденно затараторил, тыкая на корму по правому борту. Разогнувшись, Каппа посмотрел туда же и хмыкнул. Похоже, пока он спал, кто-то выбросил за борт маленький ялик, стоявший раньше в специально выделенном закутке.
После мгновенной переклички выяснилось, что кроме ялика с “Золотой черепахи” пропал и вечно недовольный жизнью Сентадо. И это понравилось возбужденной команде еще меньше. Поднявшийся ор можно было понять и без переводчика:
– Куда этот урод подевался? И зачем ему, ко всем демонам моря, понадобилась наша лодка?!
Покачав головой, Ностро пригладил бороду и пошел докладывать капитану. Обычно по утру у того было как раз самое “прекрасное” настроение, чтобы выслушивать паршивые новости.
Боцман постучался раз, другой, но ответа так и не получил. Крепыш постоял секунду, а потом без лишний раздумий саданул по двери, вышибая замок. Вслед за Ностро в распахнутый проем сунулись еще несколько человек.
Когда Каппа заглянул через чужое плечо внутрь, он понял, что господину Анжо вряд ли понадобится завтрак. Впрочем, и как обед или ужин. Потому что капитан продолжал молча лежать на своей кровати с тесаком, пробившим ему грудь. И что почти не удивляло, так это пустой угол, в котором больше не было видно проклятого сундучка, ради которого Каппе пришлось рисковать собственной шкурой.
Глава 3
Попутный ветер легко нес маленький ялик вперед, все ближе и ближе к выступающей из морской пены стене города. Вон там, у характерного пятна ржавчины, должен быть пролом, который раньше использовали контрабандисты. Но уже какой год в этой части Лортано никто не живет. Да и с контрабандой стало куда как хуже. И причина вовсе не в активности городской стражи. Просто город медленно умирал, пожираемый снизу водой, а сверху бесконечными склоками и дрязгами жителей.
Но Сентадо на пропахший рыбой кусок железа было плевать. Какое ему дело до вонючих трущоб, обитателем которых он был? Какое ему дело до неудачников, которые не могут наскрести жемчуга даже на собственную лодку и место в гильдии рыбаков? Или охотников на морского зверя. Или просто на крохотный домик на верхних ярусах, продуваемых солеными ветрами. Хотя, еще вчера вечером худой невысокий матрос не мог похвастать даже постоянным углом в ночлежке. Но это было вчера.
Опустив парус, Сентадо взялся за весла. Медленное течение должно было само подтащить утлую скорлупку к пролому, а там уже не зевай. Несколько сильных гребков и вот ты у сваленных в кучу старых ящиков, зеленых от наросших водорослей. Зацепившись за осклизлые края, мужчина начал медленно продвигаться все глубже, стараясь не свалиться за невысокий борт. Последний раз подработать на разгрузке чужого груза удалось с полгода назад, мало ли что изменилось с той поры. Но если память не подводит, то за следующей ржавой железной колонной будет самодельный причал. То самое место, где можно выбраться на берег и вытащить добычу.
На “Золотой черепахе” царил траур. Пусть до порта осталось рукой подать, но догнать убийцу нечего было и думать. Ночь шли экономным ходом, а под парусом оставшееся расстояние даже криворукий моряк способен пройти еще до рассвета. А затеряться в толпе таких же оборванцев — плевое дело. Как и сбыть найденный груз за полцены. Даже за треть – все равно останется на долгую безбедную жизнь. А вот обобранному экипажу теперь не светит ни приличной премии, ни нового корабля, ни каких-либо серьезных перспектив. Богатсво поманило пальцем, блеснуло в глаза сиянием будущих перспектив – и сгинуло. Оставив после себя лишь забитый рыбой трюм. Обычный рейс. Обычные доходы.
Дождавшись, когда мрачные матросы разбредутся по своим местам, Каппа подобрал ведро с тряпкой и перебрался чуть ближе к боцману, пускавшему серые клубы дыма у борта. Похоже, Ностро теперь занял должность убитого капитана. Но главное было не в этом.
– Слушай, а беглец в самом деле камни утащил?
Боцман достал из широкого кармана ярко-желтых брезентовых штанов кисет, посмотрел на трубку и сунул табак обрано. Затем с деланным безраличием ответил:
— Да. Шкатулки нет, камней нет. Торговать с тритонами нечем.
Зеленые глаза с интересом разглядывали водяного. Странный улов все же экипажу “Золотой черепахи” достался. Крепкий телом моряк, хотя и многих элементарных вещей не знает. От работы не бежит, но и в друзья ни к кому не набивается. И вопросы задает такие, что и покойник может с того света вернуться, чтобы к беседе присоедениться.
– Просто я к чему веду... Вчера перед сном капитан приказал ведерко с водой притащить. Тряпку туда я сунул, как Анжо сказал, да и отдал ему. Дверь неплотно была прикрыта, видел, что ведро под стол ставил. Вот и думаю — зачем нашему капитану это понадобилось?
Ностро задумчиво потеребил узкую косичку, заложенную за ухо, затем развернулся и пошел к закрытой каюте. Жестом позвав одного из крутившихся рядом с рулевым матроса, распахнул двери и шагнул внутрь. Загремела мебель, зазвенели покатившиеся по дощатому полу бутылки. Каппа подошел поближе и стал с интересом разглядывать картину, ярко освещенную косыми лучами поднявшегося над горизонтом жаркого солнца: огромный стол, заваленный бумагами и корявое ведро, поставленное поверх. Кстати, посуду разных калибров и ведра здесь мастерили из каких-то хитрых широлистных водорослей, в которых после специальной обработки и сушки можно было держать хоть кипяток. Главное, на огонь не ставить. А на бумаги покойного капитана — это запросто. И теперь в это ведро уставились две пары выпученных глаз.