Каприз
Шрифт:
– Вы… вы были влюблены в Федора Михайловича?! – ахнула Сашенька и прикрыла рот ладошкой.
– Да нет же, что за ерунду ты говоришь, – тетушка Магдалена досадливо отмахнулась от нее. – Просто любовь Юлии с Федором, это было такое чудо, такое потрясение для меня. Я даже не завидовала, я могла только восхищаться. И решила, что не соглашусь на меньшее… Но мне не повезло так, как сестре, я так и не встретила свою половинку. А вы с Митей встретились! Мало того, судьба дает вам второй шанс, а вы, неблагодарные капризные дети, перебрасываетесь этим великим даром, словно мячиком! Сегодня ты прогонишь
– Тетушка Магдалена! Это жестоко!
– Жестоко? Нет, милая моя, это не жестокость, это правда. Ты сейчас выбираешь свою будущую жизнь и ты должна сделать выбор с открытыми глазами, понимая и что ты делаешь и каковы будут последствия. Пойдем, – тетушка Магдалена взяла Сашеньку за руку и потащила за собой к дверям. – Я сказала все что хотела и все, что должна была. Теперь говори ты. Ты не видела его две недели, так что полюбуйся на него и, если уж ты так решила, скажи ему, глядя в глаза, что бы он убирался, но сделай это сама, без посредников. – Она втолкнула девушку в гостиную и закрыла дверь. Привалилась к стене рядом и взмолилась шепотом:
– Господи Иисусе! Дева Мария и святые угодники! Вразумите малых сих, не дайте им погубить свою жизнь! Вложите хоть каплю разума в их безмозглые головы!
Тетушка Магдалена все еще стояла там, когда захлопали двери, и к ней быстро подошла запыхавшаяся, раздраженная Юлия Казимировна.
– В первый и последний раз пытаюсь догнать этого сумасшедшего! Мальчишка скачет, словно за ним гонится дьявол, а мы неслись за ним следом, как… я не знаю, как кто, но карета два раза чудом не перевернулась! Они разговаривают?
– Там, – слабым голосом ответила ей сестра и показала пальцем на дверь.
– Угу. Уже хорошо. Я боялась, что она не захочет к нему выйти.
– Она и не хотела.
– О! Я рада, что ты была здесь… Давно они разговаривают?
– Нет, – тетушка Магдалена нервно глянула на дверь. – По-моему она плачет…
– Плачет, это хорошо… – Юлия Казимировна задумчиво разглядывала дверь. – Ключ есть?
– Какой ключ?
– Ну, эти двери запираются? Ключ есть?
– А-а… – тетушка Магдалена повертела головой и, встав на цыпочки, сняла с крючка на косяке большой резной ключ и подала его сестре.
– Вот так! – с удовлетворением сообщила графиня, поворачивая ключ в замке. – И пока не договорятся, они у нас оттуда не выйдут… Давай сядем, сестрица. Рассказывай, что тут у вас хорошего.
Сашенька по инерции сделала несколько шагов и остановилась. Дмитрий стоял у окна, не шевелясь, глядя на нее. Измученный, осунувшийся, под глазами темные круги… Вообще выглядит, словно после изнурительной скачки, растрепанный, в пыли… Боже, действительно, этот человек – половина моей души, половина моего сердца. Нет, он вся моя душа, все сердце!
А Дмитрий молчал, не сводя с нее глаз. Похудела, побледнела, тонкие пальцы нервно сжаты в кулаки. И невыразимая тоска в ее огромных темных глазах… Молчание затянулось. Наконец он пошевелился, оттолкнулся от подоконника, подошел к ней, губы дрогнули…
– Сашенька…
Она вздрогнула, отпрянула в сторону, остановилась, напряженно выпрямившись.
– Тетушка Магдалена просила меня выслушать вас, господин Сотников… – жизни в ее голосе не больше, чем у ледяной скульптуры. – Говорите.
– Сашенька…
Боже, как говорить с этим воплощением холодности и равнодушия, о чем? Где та Сашенька, которая с восторгом ловила каждое его слово, глядя на него живыми блестящими глазами? Где… Он уничтожил ее, собственными руками!
– Сашенька, я не мог больше… прости меня, дорогая, я совершил ошибку, теперь я знаю, я понял… я так виноват перед тобой!
Ровным голосом она согласилась:
– Да, вы виноваты.
Ни проблеска чувства, сухие глаза равнодушно смотрят прямо на него.
– Мне нечем оправдаться, но клянусь, тогда я был уверен, что поступаю правильно… наверно это гордость сыграла со мной злую шутку – я так привык, что ты зависишь от меня, что не был готов… Но когда ты уехала, Сашенька, у меня словно сердце биться перестало! Я думал пройдет, надеялся, что сумею выжить без тебя, но у меня ничего не получается, совсем ничего! Я говорил тогда, что хочу только твоего счастья и говорил правду, твое благополучие для меня важнее всего на свете, но сейчас я знаю еще и то, что сам никогда не смогу быть счастлив, если тебя не будет рядом, – Дмитрий говорил торопливо, не слишком связно и в какой-то момент ему показалось, что взгляд девушки смягчился. Он протянул к ней руки и заторопился еще больше: – Когда я узнал, что вы уезжаете… Сашенька, я просто не могу тебя так отпустить… я люблю тебя, прошу, поверь мне! Давай вернем все назад, выходи за меня замуж… пусть все будет так, как ты захочешь… если ты твердо решила ехать, я поеду с тобой… я на все согласен, только не бросай меня, пожалуйста!
– Не бросай меня… кажется я тоже что-то такое говорила, – она медленно покачала головой. – Что ж, исходя из вашего предложения, можно сделать вывод, что вы, господин Сотников, все-таки решили найти применение моим ста двадцати тысячам в своем хозяйстве. Я польщена.
Дмитрий дернулся, как от удара. Она не простила, не хотела простить, не могла. Как глупо с его стороны было надеяться… бесполезно, все бесполезно. И больно. Он заслужил эту боль, но Боже, разве человек может продолжать жить, когда так больно…
Руки его медленно опустились и безжизненно повисли. Бледное лицо стало совсем уже каким-то серым, глаза потускнели. Дмитрий медленно повернулся и неуверенно, словно слепой направился к дверям.
Сашенька смотрела ему в спину. Уходил человек, единственный в мире, та самая, Богом предназначенная половинка. Уходил, чтобы никогда больше не вернуться, оставляя ее навсегда одну. И ничего в будущем, никакой надежды, только печаль и тоска по нему! Навсегда…
– Нет! – она словно со стороны услышала свой крик. Не заметила сама, как пролетела расстояние между ними, обогнала и, преградив дорогу, вцепилась в плечи и затрясла его, отчаянно рыдая. – Нет! Нет! Нет… Не уходи, не смей уходить! Не смей снова бросать меня, это нельзя, невозможно! Ты не имеешь права! Мы должны быть вместе, я люблю тебя, не могу без тебя жить! Не уходи…