Капуста без кочерыжки (сборник)
Шрифт:
В общем, покрутился я, покрутился и начал искать клиентов. Я вообще-то специализируюсь на «БП», заодно и фантастика идет, а тогда временно занимался еще и «БК» [3] . Помнится, подошел к одной группке — а у меня, знаете, на клиентов чутье — и тихо так спросил:
— «БК» нужно?
— Ефремова, что ли? — откликнулся кто-то.
— Почему Ефремова? — не понял я.
— Ну, говоришь, «быка». «Час быка», что ли?
«Вот черт!» — так обидно стало — в покупателях ошибся, как распоследний чайник, что я даже про фантастику не спросил.
3
«БП» —
Потом попался некий чудак, разыскивающий детективы в стихах. Потом несколько раздергал какой-то псих, тараторивший нечто вроде: «Уна-муна есть? Мульта-тульта есть?» Потом подвернулся уже полный кретин. Я назвал ему цену — «два», а он возьми да и спроси:
— Два рубля?
Я только пальцем по голове постучал. И он воскликнул радостно:
— А, два номинала!
Тут уже я не выдержал:
— Какие, к черту, номиналы, когда на книжке цена стоит — шестьдесят семь копеек! Потому что издана двадцать лет назад. А «два» — это «два». Не «один и семь», не «два с половиной», а «два»!
Так я ему ничего и не продал.
И вот когда я решил, что придурков с меня на сей раз уже хватит — вот тогда и подошел этот. Подошел и сказал:
— Мне нужна книга.
Одет он был уж больно странно: джинсовая куртка с меховым воротником, глухо застегнутая на молнию, брюки — легкие и явно от дорогого костюма, на голове кепка-аэродром, а на ногах — ей-богу, не вру — женские туфельки на шпильках по моде шестидесятых. И было этому хиппарю на вид не меньше пятидесяти. И он подошел и сказал:
— Мне нужна книга.
— Любая? — спросил я, кисло улыбнувшись.
— Мне нужна книга, — повторил он.
И я, уже закаленный всеми предыдущими идиотами, не стал нервничать, а просто вынул ему маленький десятикопеечный справочник московского «Книготорга».
— Эта подойдет?
— Сколько? — поинтересовался он.
— Двадцать пять, — рискнул я, как-то сразу догадавшись, что эту бешеную цену следует назвать на общедоступном языке.
Он кивнул, полез в карман и извлек зеленую бумажку, за которой я протянул было руку, да замер, ошарашенно глядя на незнакомый профиль и читая по буквам, как на уроке английского: DOLLARS. Должно быть, лицо у меня сделалось таким же зеленым, как эта бумажка, потому что незнакомец спохватился, убрал валюту и из другого кармана достал вполне советский четвертной. Но вот когда я взглянул на него вблизи, меня, братцы, пот прошиб. Не четвертной это был. Это была фиолетовая, новенькая, точно нарисованная и даже с водяными знаками двадцатирублевая купюра. А пока я глазел на эту чудовищную по нелепости фальшивку, он что-то такое сделал с моей книжицей (съел, что ли?) и попросил:
— Еще книгу.
И тут внутренний голос подсказал мне: не упускай этого типа. Я даже не представлял себе, кто он такой: безумный фальшивомонетчик, хитрый шпион-вербовщик или… Черт его знает! Но я почувствовал: пахнет прибылью.
— Еще — не здесь, — произнес я строго. — Пошли со мной.
И он пошел, безропотно стуча по асфальту своими дурацкими шпильками. Я вел его к себе домой, и, если честно, мне было страшно — как когда-то мальчишкой в деревне,
В моей однокомнатной халупе он прежде всего подошел к книжным полкам, обернулся с счастливой улыбкой идиота и спросил:
— Можно? — Потом добавил: — Я заплачу.
В растерянности я пожал плечами, и он тут же стал снимать с полки одну книгу за другой, быстро перелистывать их и запихивать себе под куртку.
— Очень хорошо, — говорил он, — это мне поможет. Сейчас я все вам объясню. Сейчас вы все поймете, — говорил он. — У нас мало времени, — говорил он, — но вы обязательно все поймете…
С каждой новой книгой он становился разговорчивее, словно был иностранцем и таким образом обучался русскому языку.
На тринадцатой штуке он остановился, пересек комнату и сел в мое любимое кресло, так что мне пришлось расположиться на стуле.
— Фу, — выдохнул он, — устал. Но времени очень мало. Поэтому слушайте меня внимательно. Я прилетел с очень далекой планеты.
Улыбаясь и скептически покачивая головой, я смотрел на него, как на больного ребенка. Он видел это и стал очень нервничать. Он сбросил женские туфельки, и под ними оказались невероятно пижонские сверкающие металлом носки, словно связанные из тончайшей серебряной проволоки. Потом он вытряхнул из рукавов пару отличных кроссовок и удивительно ловко надел их, не расшнуровывая.
«Фокусник, — подумал я. — Надурит в два счета».
И поторопился потребовать деньги.
Он вынул пачку зеленых и пачку фиолетовых. Но ведь и те и другие были ненастоящие. Я вдруг вспомнил, что в Штатах нет банкнотов достоинством двадцать пять долларов. Значит, уже надурил. Боже, где мои книжки?! Куда он девал их? Неужели под этой куртенкой уместится тринадцать увесистых томов? А ведь он вроде и полнее не стал… Голова у меня шла кругом.
А он все так же монотонно упрашивал послушать его.
— Деньги у тебя, братец, неправильные, — выдавил я наконец главный пункт своих переживаний.
— Торопился очень, — пояснил он извиняющимся тоном. — Но что деньги! Забудьте про них. Я дам вам нечто гораздо большее. Послушайте меня, пожалуйста. У нас мало времени.
Я сдался:
— Бог с тобой. Только говори по существу и не завирайся.
— А вы, пожалуйста, не перебивайте, — вежливо попросил он. — Мне и так трудно. Послушайте, можно я… — он замялся, — разденусь?
— Да в чем вопрос!
Но то, что он сделал вслед за этим, было бы очень трудно определить словом «разделся». Он взял двумя пальцами замочек молнии, дернул сначала вверх, а потом вниз, куртка распахнулась, и из-под нее вывалилась… Нет, не куча моих книг, а полупрозрачная, ярко-зеленая, как зубная паста «Флюодент», желеобразная масса. Вывалилась и повисла огромным мерзким пузырем, а гость мой вздохнул облегченно, словно галстук снял в жаркий день, и с наслаждением повертел шеей. И я увидел, что молния у него вшита прямо в кожу, и от движения расходится, а под кожей колышется эта зеленая гадость. Замутило меня тут, братцы, да так замутило, что пришлось бежать в ванную, и минут на пять я отключился, а когда вернулся, он все так же сидел и повторял жалобно, что времени у нас очень мало.