Капуста без кочерыжки (сборник)

Коллектив авторов

Распрощались мы прямо-таки друзьями, и Хассен пообещал, что на будущий год опять заглянет ко мне с товаром.

Назавтра моя лавка ломилась от покупателей. К обеду я распродал все пятьдесят ящиков.

Спустя год, в январе, Хассен объявился снова, выгрузил клубнику, забрал пустые ящики, чек на пять тысяч и снова махнул в будущий июнь. Так оно и шло, год за годом. Думаю, у него накопилась кругленькая сумма к тому времени, когда разразился Великий Кризис. Уж не знаю, каким чудом я в ту осень не разорился дотла. Потому, наверно, что кризис кризисом,

а без картошки людям не обойтись. Среди всей этой коловерти я, грешным делом, и думать забыл про Хассена, пока он не заявился, как обычно, в середине января.

— Привет, — говорит. — Принимай товар, старина.

Не тратя времени попусту, мы выгрузили ящики, я выписал чек и отдаю Хассену. Тот мельком глянул на него и вдруг ка-ак выпучит глаза!

— Пятьсот тысяч?! Ты часом не ошибся?

— Ах да, — говорю. — Ты же не в курсе. Пока ты вез клубнику, тут у нас такое творилось…

И рассказал ему вкратце про осенний кризис, инфляцию, про денежную реформу. Вижу — на нем лица нет.

— Ну дела… — бормочет он. — Ну дела…

— Ничего страшного, — успокаиваю я. — Ежели твой банк не лопнул, значит, вклад целехонек. Само собой, переведут его в новые деньги, немножко потеряешь, но не вдесятеро же. Так что не волнуйся.

— Я не держу денег в банке, — отвечает. — Я банкам не доверяю.

— Так что ж ты их — наличными с собой возишь, что ли?

— Ну да. В чемодане.

Видали остолопа?

— В таком случае я тебя поздравляю, — говорю. — Все старые денежки надо было обменять до Рождества. Так что ты малость опоздал. Вот ежели б твой фургон имел задний ход…

Хассен схватился за голову, раскачивается и мычит как ненормальный. Ну, думаю, теперь он, чего доброго, отправится на излечение вслед за братцем.

Однако не прошло и двух минут, как он притих и остолбенело выпучился на меня.

— Стоп, — говорит он. — Но ведь есть же еще эти самые… Ну, которые деньги собирают.

— Налоговые инспекторы, что ли?

— Да нет. Которые собирают старинные деньги.

— Нумизматы?

— Вот-вот.

Больше он ничего не сказал. Повернулся и дверью хлопнул.

Я вышел следом за ним на крыльцо и увидел, как голубой фургон рванул с места, аж снег взвился столбом. Не доезжая поворота, он вдруг стал прозрачным и растаял в воздухе, точь-в-точь привидение.

Бьюсь об заклад, он гнал вперед, через годы и века, покуда у него оставалась хоть капля горючего в баке.

Сильное чувство к зеленым человечкам

Ежели вам придется побывать у нас в городке и потребуется наладить сцепление или перемотать моторчик у бритвы, милости прошу в мою мастерскую. Меня зовут Анвер Бьюнк, а где я живу, любой укажет.

Чего только я не починял на своем веку. Были примусы — паял примусы. Теперь вот появились микроволновые печи — я и тут при деле. По мне, так они лучше примусов, потому как ломаются чаще.

Думаю, нет на свете такой штуки, которую я не мог бы при случае исправить и привести в божеский вид. Не сочтите, что хвастаю. Просто однажды мне довелось

ремонтировать самую что ни на есть настоящую летающую тарелку.

Дело было так. Прошлым летом, в субботу, ко мне с утра заявились два зеленых человечка. С виду люди как люди, даже при шляпах и галстуках, только физиономии зеленые, как трава. Я не особо удивился, просто подумал, помнится, что пора завязывать с этим делом. Видите ли, накануне я соорудил новую вывеску для Хумма, ну и, как водится, угостили меня на славу.

— Привет, — говорит один из зеленых. — Это есть мастерская?

Я вздохнул, пошел на кухню и сунул голову под кран. Малость помогло, но человечки остались.

— Спрашиваем, это есть мастерская? — не отстает зеленый.

Тогда у меня появилось подозрение, что вчерашняя гулянка ни при чем.

— Допустим, — отвечаю, — мастерская.

— Нам надо запаять трубка. Медный такой тонкий трубка. Быстро-быстро.

Я пожал плечами. В конце концов, почему у зеленого человечка не может сыскаться медной трубки, которую надо срочно запаять? В нашем городке и не такого навидаешься.

— Дело нехитрое, — говорю. — Давайте ее сюда.

— Нет. Она там. Надо ехать. Там паять.

— Тогда придется раскошелиться, ребятки. Во-первых, за срочность, во-вторых, за выездную работенку.

Зеленый поморгал растерянно.

— Не понимай.

— Деньги у вас есть? — спрашиваю. — Меньше чем за двадцатку я и пальцем не пошевельну.

Конечно, я заломил двойную плату: понадеялся, что отстанут. А второй зеленый парнишка, что молчал всю дорогу, вытащил из кармана увесистый золотой брусок и протягивает мне.

— Столько хватит?

— Вряд ли у меня найдется сдача, — предупреждаю.

— Какая сдача. Нам трубка паяй. И быстро.

Живо я погрузил паяльные причиндалы в пикап, и мы поехали.

Свою летающую тарелку ребята посадили на заброшенной ферме покойного Хагеса — аккурат в амбаре, с которого смерчем снесло крышу. Снаружи ее и не заметить было. Толком я ничего не разглядел из-за тесноты. Одно только отполированное брюхо видел, с открытым ремонтным лючком. Работенка оказалась пустяковая — наложить латку на топливный, насколько я понял, трубопровод. За полчасика управился.

— Ну, привет, ребятки, — говорю. — Я поехал. Ежели еще чего понадобится, милости прошу.

Вижу, зеленые замялись чего-то, моргают.

— Есть вопрос, — бормочет один.

— Валяйте.

— Нам очень нужны чувства. Сильные-сильные чувства. Мы согласны за плату. Хорошую плату.

Поначалу я ничего не мог уразуметь. Какие такие сильные чувства? И на кой ляд они зеленым ребятам? Но они мне втолковали, что их двигатель работает не на бензине или там уране, а на чувствах, то бишь эмоциях. Это, дескать, самое мощное горючее на свете. Когда ихний трубопровод лопнул, все чувства из бака улетучились, и пришлось делать вынужденную посадку. Теперь летающую тарелку надо заправить, и штука в том, что своих эмоций у зеленых нет как нет, слишком далеко эволюция зашла.