Кара небесная или Мелкая, отвали уже, наконец!
Шрифт:
— Я люблю колокольчики.
— Колокольчики? — мужчина удивленно приподнял бровь. Обычно девушкам дарят другие цветы. Хотя, наверное, все дело в том, что сильный пол никогда не задумывается над тем, что же именно нравится дамам. — Ни розы, ни лилии, ни ромашки, именно колокольчики?
— Угу, — кивнула девушка, неопределенно пожимая плечами. Она словно была смущена от того, что любит именно такие цветы, а не дорогие и шикарные лилии или розы. — Они красивые… Знаешь, когда я была маленькой, мне всегда хотелось, чтобы они звенели. Я часами могла сидеть около них и ждать, когда же послышится мелодия.
— Глупая, — очередной тяжелый вздох оказался слишком громким
Кого-то кладбища пугают, кого-то умиротворяют — все по-разному воспринимают это место и относятся к смерти в целом. Гажил находил, что это место очень спокойное и красивое, ему нравилось здесь находиться. Чисто, безлюдно… Кладбище — место, где можно поразмыслить и побыть наедине с собой и своим прошлым. Это не всегда приятно, временами болезненно и омерзительно, но всегда необходимо.
Идя между ровными рядами могильных камней, прислушиваясь к окружающим его звукам, Редфокс размышлял о том, что здесь похоронена не только Леви, но и другие его жертвы, люди, которых он лишил будущего. Ему все еще было не жаль других, но вот о своей мелкой проблеме мужчина скорбел. МакГарден стала для него родной и даже близкой, он привязался к ней, сам того не желая. Леви стала его другом, воплощением давно утерянной совести, и даже чем-то большим. Гажил многое бы отдал ради того, чтобы девушка вновь оказалась живой — он бы точно смог защитить её, найти способ сделать так, чтобы мафия до нее не добралась.
— Это здесь, — поникшим голосом произнесла, парящая рядом с мужчиной, девушка. Она смотрела на серый могильный камень, на котором было её имя, на цветы, лежащие рядом, на уже потухшие свечи — на глаза наворачивались слезы отчаяния и боли. Она действительно мертва. Все сомнения в этом исчезли, и не осталось никакой надежды. Призрак точно знала, что под двухметровым слоем земли, в деревянном гробу лежит её тело.
Леви судорожно схватила Редфокса за руку, казалось, что он единственный якорь, удерживающий её в мире живых. Она уже не понимала, чего хочет: исчезнуть или остаться. Ей просто было больно.
— Прости меня, я, правда, виноват, — Гажил опустился на колени перед могилой и осторожно положил перед ней нежные колокольчики, которые с трудом смог раздобыть. — Уже ничего не исправить и даже твое прощение ничего не изменит, но все же, прости. — Мужчина говорил искренне, то, что думал и чувствовал. — Я бы многое отдал ради того, чтобы ты была живой, улыбалась и сделала все то, что не успела…
— Я знаю, — всхлипнула Леви, чувствуя, как остатки её души рвутся на части. Что же с ними будет? Она не могла злиться на Редфокса, не могла ненавидеть его… Больше не могла…
— Вы знали её? — послышался полный печали и боли мужской голос позади. — Хотя о чем это я? Конечно, знали, вы ведь знаете о колокольчиках. Она любила их больше всего на свете. Раз вы знаете, значит, Леви была вам дорога…
Гажил медленно повернулся. Позади него стоял мужчина лет пятидесяти, его голубые волосы уже начали седеть, я взгляд янтарно-карих глаз потух. Весь образ незнакомца был усталым, сломленным, глубоко несчастным. Редфокс сразу понял кто перед ним — вне всяких сомнений это отец Леви, решивший принести дочери колокольчики. Сердце пропустило удар и болезненно сжалось. Видеть живого человека,
====== Она ведь тоже была вам дорога? ======
Кладбище не лучшее место для знакомств, но именно здесь можно найти собеседника, который сможет понять тебя и сказать именно то, что тебе нужно в этот момент. Гажил стоял у могилы убитой им девушки и слушал монотонную речь её отца и всхлипы рыдающего навзрыд призрака. Жуткая симфония звуков и слов рвала душу убийцы, но он продолжал стоять и смотреть на могильный камень с именем единственной девушки, которая была ему дорога. Он снова и снова думал о том, что мог бы что-то изменить и исправить, вот только эти мысли были даже хуже осознания действительности.
Что же он чувствует к Леви? Это явно не просто муки совести или банальная симпатия. Нет, это нечто больше, но размышлять на эту тему мужчина не желал, особенно сейчас, стоя перед могилой самой МакГарден.
Идя на кладбище, Редфокс осознавал, что будет непросто и больно не только Леви, но и ему, но не думал, что настолько сильно. Он столкнулся с последствиями своих действий, и ничего не мог исправить. Леви… Эта девушка изменила его, показала иную сторону жизни и его работы, заставила его вспомнить о совести и чувствах, о том, что он не машина для убийства и не железный, у него тоже есть сердце, способное любить и сожалеть. Он человек, но отчего-то позабыл об этом. Если бы он только узнал эту девушку раньше, то обязательно спас бы от самого себя, спрятал от всего мира и защитил любой ценой.
Виктор же продолжал говорить, рассказывая о своей малышке, которую обожал, практически боготворил и считал совершенством. Чем больше мужчина рассказывал, тем больше Гажил осознавал, что имела в виду Леви, говоря о том, что убив её, он много лишил её родных и близких. Одна смерть — но столько боли и страданий. Раньше он никогда не задумывался над этим, не понимал.
— Леви всегда была необычной девушкой. Наверное, слишком наивной для этого мира. Она верила в то, что мир можно изменить, а в каждом есть что-то хорошее, но при этом она еще и на проказы была способна. Яркая, светлая, такая же звонкая, как колокольчики, — с печальной улыбкой на лице говорил Виктор. — Моя малышка была замечательной девочкой, но именно это привело к беде. Она не понимала, что иногда нужно отступить, повернуть назад и подумать головой. И вот теперь она в могиле, уже ничего не сможет и не успеет, а полиция не способна дотянуться до её убийцы… Нет, не до того, кто нажал на спусковой крючок, он всего лишь орудие, а до того, кто приказал убить мою девочку… Никто не ответит за это преступление, об этом даже мечтать не стоит. В этом мире нет справедливости и никогда не было, только такие наивные дети, как моя Левичка верят в это. Все так сложно… Родители не должны жить дольше своих детей — это неправильно.
Гажил сжал кулаки. Ему безумно хотелось набить морду самому себе, но это вряд ли получится сделать. До чего же мерзко! Хочется напиться, встрять в драку, чтобы кто-нибудь, как следует, поколотил его или прикончил. Леви стала его единственным сожалением, единственной болью. Как с этим жить? Редфокс не находил ответ на этот вопрос. Ему никогда не искупить этот грех, не вымолить прощенье.
— Я знаю… — сипло ответил Гажил, ощущая, что в глазах предательски защипало. У него не осталось никакой надежды на то, что еще можно что-то сделать и изменить. Он не умеет воскрешать, не знает, кому продать душу ради того, чтобы Леви воскресла, не способен придумать лекарство от смерти. — Она необыкновенная, даже меня смогла достать и изменить…