Карабарчик (изд.1952)
Шрифт:
Глава пятнадцатая
Старый хранитель Коргонской каменоломни был неузнаваем. Одетый в лохмотья, босой, он походил на типичного сибирского бродягу, которого можно было встретить тогда на любой из проселочных дорог. Придерживая на ходу боковой кошель, где вместе с хлебными крошками лежали две гранаты, Журавей поучал своего спутника:
— Как только придем в Талицу, все примечай. Где стоят пулеметы, пушки — запоминай, а я займусь другим делом. Если выну из кошеля корку
Удаган кивал головой.
— Ежели что случится, скажи Прокопию, чтобы хранил мои георгиевские кресты и медали в сельсовете.
— А твоя разве домой не придет? — Удаган вопросительно посмотрел на своего товарища.
— Гадать не буду, потому боевая обстановка, а ты наказ выполни.
Через час путники заметили группу вооруженных всадников.
— Кто-то едет. — Журавей сгорбился и по-стариковски засеменил навстречу конникам. — Что буду говорить — не вмешивайся, — прошептал он на ухо Удагану и, став на обочину дороги, оперся на клюшку.
Разъезд приближался. Поравнявшись с разведчиками, ехавший впереди всадник, с нашивками урядника, круто остановил коня.
— Дед, партизан здесь нет близко? Журавей прикинулся глухим:
— Ась?
— Партизан, говорю, нет близко?
— Не чую. — Старик приложил руку к уху.
— Глухая тетеря! — выругался колчаковец. — Я тебя спрашиваю, где партизаны? — рявкнул он.
— Ну, теперь понял, — закивал головой Журавей. — Партизаны — они везде. Может, тут… может, там… — Он показал на горы. — А видать не видал.
— А ты кто? — Глаза урядника пытливо смотрели на старика.
— Ась?
— Спрашиваю, кто такой? — крикнул каратель.
— Я человек божий, покрыт кожей, родом из Нерчинска, Пензенской губернии.
— Да ведь Нерчинск-то за Иркутском, а Пенза-то около Москвы, бродяга!
— Никак нет, вашбродие! — ответил по-солдатски Журавей. — Имею от зеленого прокурора документ, где прописано жить мне летом по дорогам, а зимой — на усмотренье.
— А алтайца где взял? — Белогвардеец показал на молчавшего Удагана.
— Он слепой, ну и пристал ко мне. Я ношу боковик, а он — горбовик. — Старик слегка похлопал рукой по кошелю. — Двоим-то сподручнее.
— Так, так… — Урядник что-то обдумывал. — А не сможешь ли окольными путями нас к Тюдрале провести?
— Ась?
— Спрашиваю, в Тюдралу, кроме этой дороги, как можно пройти?
— Мы нездешние, таежных троп не знаем, — уклонился Журавей от ответа и, приподняв рваную шапчонку над лысой головой, проговорил с чуть заметной усмешкой: — До свиданья!
Урядник покосился на бродягу, но, махнув рукой, поехал дальше. Разъезд последовал за ним.
— Моя их ножом резал бы! — со злобой прошептал Удаган.
— Экий ты, брат, горячий! — покачал головой Журавей. — Разведка — дело сложное: нужны смелость, находчивость и хитрость, а лезть напролом — кроме беды, ничего не наживешь.
Вечером, заметив расположенную у талицких ворот заставу, они обошли ее стороной и, пробравшись огородами, оказались в центре села.
Там было людно.
Кроме белогвардейских частей, на площади расположились отряд пехотинцев и артиллерия. Возле церковной ограды, подняв длинные стволы к безоблачному небу, выстроились в ряд английские пулеметы. Здесь же виднелись горные пушки. Чуть подальше стояла виселица с почерневшими трупами людей.
В коротких расстегнутых френчах и широчайших галифе сновали солдаты.
— Заграничное все, — шепнул своему спутнику Журавей, — английское.
Пройдя площадь, путники остановились недалеко от поповского дома, из открытых окон которого слышались пьяные голоса, смех и музыка.
— Господа офицеры гуляют! — усмехнулся зло Журавей, нащупывая рукой гранату.
— Эй, дед! — услышал он голос подходившего к нему часового. — Стоять здесь нельзя.
— Ась?
— Уходи, говорю, чертова перечница!
Глаза Журавея вспыхнули и тотчас погасли. Бросив беглый взгляд на поповские постройки и небольшой садик, старик вместе с Удаганом отошел к площади.
— Штаб Ершова в поповском доме, — сказал он Удагану. — Надо дождаться ночи, а там видно будет. Сейчас пойдем к пехоте. Пока я с солдатами буду тараторить, ты пересчитай зарядные ящики и пушки.
На площади Журавей начал рассказывать окружившим его колчаковским солдатам разные небылицы.
— Что за сборище? — неожиданно раздался окрик офицера.
— Да вот старик анекдоты чудно рассказывает, — поднимаясь с земли, козырнул фельдфебель и показал на Журавея.
Офицер был навеселе.
— Отлично! Господин полковник — большой любитель веселых рассказов. Поднимайся, старик!
Поддерживая кошель, Журавей поднялся на ноги.
— Сейчас пойдем в дом. — Офицер кивнул головой на штабную квартиру.
Вынув из кошеля корку хлеба, старик поднес ее ко рту. Это был условный знак.
Удаган неохотно отошел от Журавея и исчез в толпе солдат.
Спускалась ночь. Окна поповского дома были освещены светом ярких ламп, который ложился на деревья, на широкий мощеный двор, где возле крыльца прохаживался часовой. Завидев офицера, идущего со стариком, он вытянулся в струнку.
Поднявшись по крутым ступенькам, Журавей перешагнул порог большой комнаты и закрыл глаза от яркого света.
— Господин полковник! — услышал он голос офицера. — Вы большой любитель веселых анекдотов…
Журавей открыл глаза и увидел Ершова. Вожак карательных отрядов сидел в небрежной позе в углу на диване, рядом с пухлой хозяйкой дома.