Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
Больше он ничего не заметил, но и то, что на мгновение возникло перед взором, подчеркивало его недавнюю слепоту – как мог сразу-то не увидеть, не рассмотреть?! Почему позавчера не екнуло, а сейчас сердце выпрыгивает и одновременно лихорадит…
Подрагивая от непроходящего озноба, Стас содрал с себя свитер, брезентовые брюки и залез в ледяной мешок.
– Спокойной ночи, – сказал стылым, напряженным голосом.
Спальники были совсем рядом, впритык друг к другу, и должно быть, практикантка ощутила его дрожь.
– А
«Сейчас позовет к себе!» – осенило и заставило трепетать мысли душу. Стас на миг представил, как сейчас переберется в теплый, нагретый мешок, а старого образца ватные спальники были просторные, вдвоем не тесно, и прикоснется к ее обнаженному телу – перехватило дыхание…
Женя словно услышала его мысли и холодно проговорила, враз остудив взгорячевшую голову:
– Спокойной белой ночи.
Рассохин сжался в комок, стараясь вызволить внутренний жар, перелить его в деревенеющие мышцы, затем резко расслабился – не помогло. Ему показалось – Женя уснула, не стало слышно дыхания, но через минуту она вдруг спросила совершенно бодрым голосом:
– Почему ты уезжаешь отсюда? Ты же любишь Карагач…
Это она сделала такой вывод, слушая пылкие рассказы, продиктованные совсем другим чувством – скорее всего, желанием произвести впечатление. Стас прислушался к себе и ощутил, что согревается, но сказал по-мужски сдержанно:
– Так надо, спи.
– Странно, – через некоторое время задумчиво произнесла она. – Тебя поцеловала богиня Удача, речку называют Рассохой, прииск Рассошинским… А ты уезжаешь.
Репа был мастером разговорного жанра с отроковицами и иногда восхищал тем, как мгновенно находил оригинальный, с налетом скабрезности, ответ.
Сейчас бы он сориентировался и не раздумывая в тон ей брякнул: «Вот если бы ты меня поцеловала, Афродита!»
Но Рассохин этим изящным искусством не владел и считал, что у него «позднее зажигание» – слишком долгой оказалась пауза.
– Это кто тебе сказал? – спросил, полагая, что отроковица об этом и знать не должна. – Про Рассоху?
– В камералке отчет читала… Считаешь, уходить надо на пике славы?
– Ну да, – согласился он с подсказкой, хотя внутренне усмехнулся по поводу славы. – Англичане встают из-за стола с ощущением голода…
– Ты правильно делаешь, – после паузы одобрила Женя. – И вообще ты умница, Стас. Ты такой… необычный. Я рада нашей встрече.
Ему стало жарко! Это уже походило на робкое признание в любви.
Рассохин выпростал руку из спальника – хотел дотронуться до ее волос, но вдруг взматеревшая мужская интуиция остановила движение руки и слишком вольной мысли. Ему хотелось сказать, что он не просто рад – счастлив от всего сегодняшнего дня и теперь жалеет, что сразу не разглядел ее, не почуял зова судьбы, но теперь уже по собственной воле прикусил язык.
Репнин бы его понял и сказал бы еще одну замысловатую фразу: «Чем больше женщину мы любим, тем больше меньше она нас».
И на сей раз Стас с ним согласился, вымолвил бесцветно:
– Давай спать…
В это время рядом с палаткой послышалось разливистое скворчанье ласточки – должно быть, почуяла близость людей, обрадовалась и запела, невзирая на поздний час…
– Ласточка? – Женя встрепенулась и села. – Или мне это снится?
– Не снится, – отозвался он. – Здесь они живут.
– Как у нас на даче!.. Здорово!
Репнин бы в этом случае мгновенно ответил:
– Все для тебя, дорогая!
Рассохин представил, как произносит подобные слова, и ничего не сказал.
– Лиза любит слушать, когда поют ласточки, – печально проговорила Женя. – Считает дни, когда прилетят, ведет календарь. Вообще любит все живое… Она сейчас с мамой, а я здесь… Лиза – это моя дочурка.
И вздохнула так по-матерински грустно, что словно занавес между ними задернула. Он хотел спросить, кто у нее муж, но язык не повернулся. А Женя вдруг встряхнулась и, наверное, улыбнулась.
– Вообще Лиза у меня невероятно везучая! Есть такое поверье… Еще моя бабушка рассказывала… Если поймать маленьких ежат и запереть в клетке на крючок, то мать их обязательно найдет. И попытается вызволить. А чтобы откинуть крючок, ежиха приносит ветку. Надо в это время затаиться и ждать. И как только придет – выдернуть ветку из ее зубов, а клетку открыть и выпустить ежат. Потом этой веткой открываются любые замки, клады. И самое главное – истины. Лиза с бабушкой и проделали это, заперли ежат и все по очереди ждали… И представляешь, ей повезло! Отняла ветку у ежихи!
– Жаль, раньше не знал, – серьезно сказал Рассохин. – У нас в деревне ежиков было!.. А что, геологу бы пригодилась такая ветка.
– Лиза у меня везучая, – удовлетворенно повторила отроковица. – Поэтому оставляю ее и не боюсь. Она только заикается немного…
– А кто у нее папа? – наконец-то нашел он способ задать свербящий вопрос.
– Папа и напугал! – произнесла с нескрываемой злостью и надолго замолчала.
Рассохин даже этому обрадовался – значит, наверняка в разводе, и тоже замолчал.
– Но откуда ласточки? – вдруг по-девичьи изумленно спохватилась отроковица. – Они же селятся всегда возле человеческого жилья?..
– Здесь стояло кержацкое поселение, – отозвался он и сел. – Полвека назад… Говорят, дворов на двадцать, прямо на россыпи. В прошлом году еще были ямы от подполов…
– Людей нет, а ласточки остались?
– Прилетают по привычке…
– Как странно и красиво: таежные ласточки… Может, чувствуют – люди вернутся? Ну не могут же они без людей!
– Могут, выходит…