Шрифт:
Глава 1
Карамба!.. Макс!.. Смотри здесь ход какой-то.
Мы с Данилой по крутояру спускались к воде. Это нормальные люди ходят тропинками, а нам надо через кусты, чтобы покороче и побыстрее. За долгие годы склон, подточенный, изогнутым подковой руслом реки, не выдержал и с облегчением сбросил в воду, нависавшую козырьком желтоватую землю. За кустами приоткрылся лаз. Видно было, что когда-то давно он был обшит досками, одна половина из них сгнила, а вторая еще поддерживала свод. На высоком берегу, наверху, левее, стоял монастырь, в старину обычно они одновременно служили и крепостью, спасая от вражеских набегов посадских
– Это ход, из монастыря, – высказал я свое предположение, – во время осады через этот тайный ход брали воду из реки.
– Почему ты так думаешь? – переспросил Данила.
– Видишь, подземный ход выходит почти к воде и прячется в кустах. А ведь можно было бы сделать выход метров на тридцать выше, и копать монахам меньше, и ближе к монастырю, а так его сделали в стороне, чтобы никто не заметил и не догадался. Он, враг, тоже ведь – не дурак. Небось, не один татарин лазил по окрестностям, прежде чем пойти на приступ. Да только монахи хитрые, вывели его, видишь куда? За сто пятьдесят метров от монастырской стены, не меньше.
– А при чем здесь татары? – недоверчиво переспросил Данила.
– Как при чем? Когда Батый пер на Русь, он почти до Европы дошел.
– Монастырь построили в тысяча семьсот каком-то году, там и табличка висит, – не сдавался Данила. – Так что покойник Батый мог только с мертвяками в поход собраться.
Я стал вспоминать, в каком же году было татаро-монгольское нашествие? В голове вертелся тринадцатый век. А вот точно год я и не помнил. Кажется, тысяча двести тридцать седьмой. Получалось, что я промахнулся лет на пятьсот. Для истории – миг, а для моих рассуждений – пшик. Несолидно получалось. Надо было держать марку москвича.
– Среди монахов бывали морально неустойчивые, вот они и прорыли его, – казалось я нашел неотразимый аргумент, внимательно осматривая полусгнившие доски.
– Здесь жили черные монахи, неженатые, им запрещалось иметь семью, причем здесь морально неустойчивые? – клещом вцепился в меня мой приятель. Он видно считал, что мораль распространяется только на семейные отношения. Я уже пожалел, что открыл рот, и начинал злиться.
– Могли они в обеденный перерыв, пойти в кабак медовухой горло промочить, не все же им псалмы петь, так и охрипнешь. А настоятель, или как его там, епископ, ворота на запоре держит. В кирпичной стене доску от забора не оторвешь, вот и пришлось им подземный ход рыть, – в моих рассуждениях мне показалось, забрезжил какой-то логический ход. Но Данила тут же разрушил шаткое построение:
– Ход то выходит к реке, а по ней и сейчас, и пятьсот лет назад медовуха не текла. Тут должно быть что-то другое, – он смотрел на меня, ожидая вопроса, но я равнодушным голосом морально устойчивого монаха предложил:
– Да ну его этот лаз, пошли купаться.
Моя реакция удивила приятеля. Такая удача – найти подземный ход, выпадает раз в жизни, а я ни «бэ», ни «мэ», ни кукареку.
– Ты, что не понимаешь, там может быть клад? – взвился Данила. Таким возбужденным я его никогда не видел. У него расширились зрачки, и покраснело лицо. Можно было подумать, что его пригласили за пиршественный стол, и сейчас начнут выносить яства. Он даже губами зачмокал. Кладоискательская страсть – поставил я диагноз. Она, говорят, даже сильнее любовной. Данила готов был хоть сейчас нырнуть в подземный ход. А я знал, что там без фонарика или свечи делать нечего, поэтому и дразнил его в отместку за Батыя с мертвяками.
– Пошли скупнемся, остынь немножко, без фонаря там все равно делать нечего.
Затуманенные золотым блеском глаза Данилы прояснились и в них появились проблески трезвой мысли.
– И еду надо прихватить.
Раз Данила вспомнил про еду, значит, он снова стал здраво рассуждать. Мы скатились с обрыва на берег. За густыми кустами лаз был совершенно не виден. Лазать там, по круче, могли бы только собаки, но они, в отличие от нас, привыкли бегать по тропинкам. Бояться было нечего, что еще кто-нибудь увидит подземный ход. Мы сели, не раздеваясь на берегу реки. Сказать, что нам повезло, ничего не сказать.
– Надо взять веревку, фонарик, свечу, лопату, – я даже не стал уточнять куда?
– Фонарик и свечу понятно, а лопату зачем? – не понял Данила.
– Клад, ты чем, откапывать будешь, задними лапами?
У Данилы снова в глазах блеснул нездоровый блеск. Его хоть сейчас можно было бы брать главным копальщиком в бригаду тех, кто пишет на собственных воротах – «роем колодцы».
– Лопату понятно, а веревку зачем? – не терпелось Даниле воткнуть штык в землю.
– Ты что, правда, такой бестолковый или прикидываешься?
Данила промолчал в ответ, но спроси тогда меня кто-нибудь, зачем нам нужна в подземном ходе веревка, я бы отдал половину клада за убедительный ответ.
– Надо еще топор взять?
– Для чего? – теперь пришел мой черед удивляться.
– А чем мы будем сундуки с золотом вскрывать? – сказал Данила, – я бы предпочел, чтобы клад в сундуках был, копать не люблю.
У меня отвисла челюсть: – Тогда и мешок бери.
– Зачем?
– Как зачем? А золото в чем потащишь?
– Ты думаешь, его так много там будет?
– Если в сундуке, то мешка три, – я засмеялся, – а если зарыто, а раньше зарывали только в бочках, значит не меньше одной бочки. Вот и считай, сколько там мешков?
От открывающихся перспектив Данилу мог хватить удар. А что будет, если и впрямь мы найдем золото?
– Надо еще крест взять?
– Какой крест? – не понял я.
– Крест. Нечистую силу отпугивать, – вполне серьезно предложил Данила.
Все, пора заканчивать обсуждение, а то так можно было договориться, бог знает до чего.
– Ничего не забыли? – спросил я Данилу.
– Чуть самое главное не забыли! – спохватился мой приятель.
– Что?
– Надо бы поесть взять, кто его знает, сколько мы там пробудем.
Обязанности мы распределили следующим образом: свечу, крест, мешок, буханку хлеба, топор берет с собой Данила, а лопату, фонарик, веревку и что-нибудь вкусненькое я. Через полчаса, ровно в одиннадцать, решили здесь же встретиться. Не загадывай, говорят заранее…
Когда мы полезли обратно по круче наверх, то увидели Гориллу. Наш старый знакомец, по жизни – бандит, по роду деятельности – бизнесмен, озираясь по сторонам, выгружал что-то тяжелое из багажника Мерседеса. Надоело, видимо, ловить рыбу в реках. Он еще больше зарос щетиной и напоминал снежного человека. Встретишь такого в горах или в тайге и будешь, потом до конца жизни божиться и рассказывать внукам, что видел прародителя человека и размер ноги у него пятьдесят шестой. Спрятавшись в кустах, мы внимательно наблюдали за его действиями. Горилла выгрузил какие-то металлические чушки серебристого цвета на землю. Затем оглянулся, и, удостоверившись, что за ним никто не наблюдает, подошел к хозяйственной постройке, добротному сараю, прилепившемуся к полуразрушенной крепостной стене монастыря. Открыв сарай ключом, он перетаскал туда чушки. Затем быстро сел в Мерседес и уехал.