Карантин
Шрифт:
Дастин посмотрел на поверженных. Доктор Харпер моргал как сумасшедший. Глаза были мокрыми от слез, из сломанного носа хлестала кровь. Он попытался отползти назад, но ноги, видимо, не слушались.
Дастин вытащил из кармана штанов пластиковые хомуты.
— Ну что, док? Больно? — усмехнулся Дастин. — Дай я тебя поцелую, сразу полегчает.
Разум Челси непрерывно расширял сферу своего влияния. Это было очень круто. Круче, чем все игрушки, вместе взятые. Она чувствовала, как Дастин избил тех людей, словно сама присутствовала там. И как будто сама все это делала.
Ей очень понравилось. Вот теперь можно всласть позабавиться!
Всякий раз, когда она разворачивала свой разум, это ощущение усиливалось, а связи становились прочнее. Каждый организм-хозяин, каждая куколка, каждый новообращенный человек — все они ощущали себя немного по-другому. Ну, примерно так, как различаются по вкусу ванильное и шоколадное мороженое. У каждого был свой собственный вкус.
До Дастина было очень далеко, но она все-таки смогла наладить с ним связь. Ей удалось соединиться и с Бернадетт Смит. С каждой из трех восхитительных куколок, растущих в ее теле.
От ее трех куколок исходил страх. Гнев и страх.
Она отправила Бернадетт к шоссе, но опасалась, что солдаты все-таки могут ее застрелить. Челси все подстроила так, чтобы она убила собственных дочерей. Но Бернадетт схватили дьяволы, и это очень плохо.
Как же быстро росли куколки на теле той женщины! Скоро придет время вылупиться, чтобы играть или строить. Девочка чувствовала, как их колют иголками. Иголок было очень много. Они были острые-преострые. Точно такие же, как у врача, к которому ее водила мама…
Иголками тыкали, прокалывали, проверяли. Правда, куколки не могли чувствовать боль так, как она. Иглы причиняли им лишь небольшое раздражение.
Тогда почему же они так напуганы и возбуждены? Остальные куколки не причиняли ей беспокойства. А эти… Челси сосредоточилась, слушала их мысли и вскоре нашла ответ.
Сукин сын.
Злой бука!
Они смотрели прямо на злого буку! Конечно, они были возбуждены. И, конечно, боялись. Челси почувствовала приступ такого же страха и гнева. Чонси велел ей всячески избегать буку, но так было раньше. Теперь она стала намного сильнее. Куколки находились очень близко от злого буки. Всего в нескольких шагах. Через них она могла соединиться и говорить с ним.
Злой бука напугал Челси. Это нечестно.
Теперь настала его очередь бояться.
Перри Доуси никогда не страдал клаустрофобией. С другой стороны, он никогда не запихивал свое огромное тело в цельный костюм, к тому же явно не рассчитанный на его габариты. И ему не приходилось в столь стесненном одеянии забираться в трейлер, доверху напичканный разным оборудованием.
Но клаустрофобия беспокоила Перри меньше всего. Почти все его внимание было поглощено обнаженной женщиной в герметичной стеклянной капсуле.
Именно она и вызывала тревогу. Она и то, что было на ней. В ней…
Ее запястья, лодыжки и талия были накрепко привязаны к столику-тележке. Женщина кричала и плакала. Перри вдруг почувствовал себя нехорошо. Ему стало стыдно за то, как он в свое время обошелся с Толстухой. Он кричал на нее, бил, резал. Наблюдал, как она умирает, рассчитывая при этом узнать, как спастись самому. Он тогда уже не был нормальным.
Милнер был прав.
Перри Доуси был монстром.
Женщина в капсуле тщетно пыталась освободиться от кожаных ремней.
— Они крепкие? — спросил Дью.
— Крепче некуда, — ответила Маргарет. — Сама пробовала. Еще немного, и она просто передавит себе сосуды.
Голос Монтойи показался Перри более холодным, чем прежде. Более холодным и твердым. Тем самым она как бы давала понять, что здоровье пациентки сейчас не самая главная вещь на свете. Это был совсем не тот голос, который он слышал, когда Маргарет оказывала ему первую помощь после стычки с Дью Филлипсом. Тогда было видно, что она заботится о нем и действительно хочет помочь. А теперь? Теперь в ее голосе ощущалось некоторое отвращение. Возможно, даже примесь ненависти.
— Пожалуйста, — рыдала женщина. — Пожалуйста, отпустите меня. Я клянусь, что никому ничего не скажу.
— Попытайтесь расслабиться, Бернадетт, — сказала Маргарет. — Мы хотим вам помочь.
— ВРЕШЬ! — закричала женщина. — Вы из ПОЛИЦИИ! Вы хотите зарезать меня!
Она не могла пошевелить ничем, кроме головы. Она трясла ею так, будто ее усадили на электрический стул и собирались вот-вот включить рубильник. Ее потные каштановые волосы веером разлетались в стороны, на лице отражалась смесь неприкрытого ужаса и психотической ярости.
Треугольники неотрывно смотрели. Своими черными мерцающими глазами они, наверное, могли смотреть куда угодно, но Перри знал, что они смотрят именно на него.
СУКИН СЫН. ТЫ УМРЕШЬ. ТВОЯ СМЕРТЬ БУДЕТ НАМНОГО МУЧИТЕЛЬНЕЕ, ЧЕМ У ОСТАЛЬНЫХ…
Перри отступил на полшага. Он такого не ожидал. Помехи, которые с недавнего времени больше не давали ему возможности четко различать разговор инфицированных, в непосредственной близости от треугольников куда-то исчезали. Он надеялся, что просто зайдет сюда, снова ничего не услышит и выйдет.
Перри не осознавал, что дрожит, пока не почувствовал, что на плечо ему легла чья-то рука.
— Успокойся, Доуси, — тихо сказал Дью. — Им до тебя никак не добраться.
— Мне нужно выйти отсюда. Необходимо.
Голос Филлипса был низким. Низким и спокойным.
— Тебе нужно, прежде всего, сосредоточиться. Мы должны с ними поговорить. Нужно узнать место постройки следующих врат, и ты единственный, кто может это сделать.
— Но Дью…
— Послушай меня, — сказал агент. — Иногда нам приходится делать то, чего совсем не хочется. Билла уже не вернуть, но сейчас у тебя появился шанс поступить правильно. Нужно им воспользоваться.