Каратель
Шрифт:
Дождавшись выполнения команды, он подошел к вещмешку Бориса и вытряхнул его содержимое. Кроме пакетов со «снегом», здесь оказался длинноствольный револьвер с глушителем, сделанный из того же металла, что и «кобра» Влада, но оснащенный диоптрическим прицелом. Из кармашка выкатилась граната «Ф-1», две обоймы для «АПС» и десяток крупнокалиберных патронов россыпью, моток капронового шнура, две пачки сигарет «Мальборо», фляга, пузырек «дэты» и прочая мелочь, не представлявшая интереса.
— Что это за дрянь? — указал Влад стволом на ампулы.
— Это тебе Панич расскажет, — хмыкнул
— Стой там, где стоишь! — зло крикнул Влад.
Сунув руку в карман штормовки, Борис достал пачку сигарет, вынул зажигалку и закурил, не отводя насмешливого взгляда.
Влад поднял запаянные ампулы из толстого стекла с темно-серыми кристаллами; на одной из них стояла пометка стеклографом: «Os-187. Вдовья балка», на другой: «Os-187. Ладанский отвал».
— Собери все в мешок, — сказал Влад, положив ампулы на мох.
Борис затоптал окурок, поднял простреленную банку и покачал головой.
— Дурак ты, братец! Обязательно скажу Паничу, чтобы больше таких не посылал.
Борис присел возле кучи песка, поставил банку и стал заполнять ее пригоршнями. Владу оставалось одно из двух — либо поверить ему, либо пристрелить.
— Ты меня Паничем не пугай, — сказал Влад, — Панич велел прикончить урок. Ты Панкрата отпустил.
Борис аккуратно уложил ампулы в контейнер, досыпал песок доверху и завинтил крышку.
— А ты? — насмешливо посмотрел на Влада. — Или тебя сюда на экскурсию прислали?
— Я тебя вместо него прикончу, — пообещал Влад.
Борис не счел нужным вступать в пререкания, не торопясь сложил вещи в мешок и потянулся к гранате, опрометчиво оставленной Владом среди прочих вещей.
— Оставь! — скомандовал тот. — В сторону!
Борис посторонился. Влад подошел, наклонился…
Секунды хватило спецназовцу на то, чтобы выхватить из кармана пистолет, о котором Влад не подозревал, и выстрелить почти в упор. Пуля небольшого калибра ударила в подвздошную область и застряла в бронежилете, причинив неимоверную боль; «стечкин» выпал из руки, Влад упал.
— Ты меня утомил, щенок! — зло произнес Борис.
Он вразвалочку подошел к лежащему, поднял пистолет, целясь в голову. Собрав все силы, Влад выбросил вперед обе ноги, как в последнем своем поединке на татами. Выстрел пришелся мимо. Борис отлетел на несколько шагов и ударился головой о бревно сруба. Не давая ему опомниться, Влад ударил ребром стопы по руке, потянувшейся к пистолету. Хрустнула кость. Борис вскрикнул, но в ту же секунду провел мощную подсечку, опрокинув противника навзничь, и оказался на ногах.
Оба понимали, что нельзя позволить друг другу поднять оружие — как только у одного из них окажется пистолет или нож, другой умрет. Они обменялись увесистыми ударами, но стойко держались на ногах. Влад подпрыгнул, собираясь нанести «кик» в голову, но нога его была блокирована; резкий залом стопы заставил его перевернуться в воздухе и упасть. Секунд тридцать они продолжали поединок лежа, Борису удалось схватить Влада за горло. Жарко дыша ему в лицо и капая кровью из сломанного носа,
…Очнулся Борис от того, что Влад лил ему на голову воду из фляги. Он хотел пошевелиться, но не смог: капроновый шнур, обвивая шею, вплотную прижимал голову к срубу; руки и ноги были туго связаны, а к сломанному запястью приторочена скоба «лимонки» — если даже удастся ослабить шнур, граната без предохранительной чеки выпадет.
— В каком диапазоне связь с «базой»? — отшвырнув пустую флягу, спросил Влад.
Борис отвернулся, сплюнул.
— «Вертушку» вызовешь?
— Пешком дойдешь, ссыкун, — ответил Борис и закрыл глаза, давая понять, что разговор не будет иметь продолжения.
— Ладно, дойду, — сказал Влад и, водрузив на плечи рюкзак, пополнившийся трофеями, зашагал к лесу.
Он ждал, что Борис окликнет его, пообещает вызвать вертолет в обмен на жизнь, попросит пощады, проклянет, наконец. Но тот молчал, очевидно, пожелав остаться один на один с Господом.
Шансов на спасение у него не было.
12
Шалый открыл глаза. Палату на четыре койко-места освещала синяя дежурная лампочка. Он очень долго не мог сообразить, где находится, вспомнить, что с ним. Белизна простыней и потолка создавала ощущение морга. Пахло лекарствами. Тихо капала жидкость. Одна рука Шалого покоилась на простыне, другая утопала в чем-то влажном, мягком; прошло много времени, прежде чем он понял, что его кто-то держит за руку. Он хотел повернуть голову, но попытка отозвалась острой болью в позвонках и голове. Он застонал.
— Леня… Ленечка… Ленька… ты живой?.. живой, да?.. — в ухо ему кто-то задышал, голос был далеким, незнакомым. — Ленечка, это я, мама. Слышишь меня?
— Слы-шу, — шевельнул он распухшими, потрескавшимися губами.
— Ленечка, ну как же это, сынок?.. что ж так-то?.. ну зачем?.. — на руку его закапало теплое. Мать заплакала, прикрыла рот ладошкой, и все равно ее подвывание вытесняло тишину реанимационной.
— Не плачь.
— Не буду, не буду, — взяла она себя в руки. — Успокойся. Пить хочешь?
— Нет… больно…
— Врача позвать?
— Батя где?
Она наклонилась к самому его уху и жарко зашептала:
— Батя хату продает. Уж и покупателей нашел. Хорошо продаст, выгодно. Люди сказали, помогут тебя выкупить, мы заплатим, все отдадим, следователь сказал, что, может, и обойдется, может, даже не посадят тебя. Прямо из больницы — домой.
— Куда… домой-то? — через силу улыбнулся Шалый. — Дом-то батя продал? Нету дома.
— Ничего, сын, мы еще работаем, ты работать станешь, вместе быстро новый построим, а пока у Таньки поживем. Ты только слушайся, не молчи, не молчи, Христом Богом прошу! Скажи им все! Ведь ты же не убивал никого? А Катря с Павлом тебя прощают, сердца не держат — родные ведь. Не молчи, Ленечка…