Каратель
Шрифт:
Дождавшись выполнения команды, он подошел к вещмешку Бориса и вытряхнул его содержимое. Кроме пакетов со «снегом», здесь оказался длинноствольный револьвер с глушителем, сделанный из того же металла, что и «кобра» Влада, но оснащенный диоптрическим прицелом. Из кармашка выкатилась граната «Ф-1», две обоймы для «АПС» и десяток крупнокалиберных патронов россыпью, моток капронового шнура, две пачки сигарет «Мальборо», фляга, пузырек «дэты» и прочая мелочь, не представлявшая интереса.
— Что это за дрянь? — указал Влад стволом на ампулы.
— Это тебе Панич расскажет, — хмыкнул
— Стой там, где стоишь! — зло крикнул Влад.
Сунув руку в карман штормовки, Борис достал пачку сигарет, вынул зажигалку и закурил, не отводя насмешливого взгляда.
Влад поднял запаянные ампулы из толстого стекла с темно-серыми кристаллами; на одной из них стояла пометка стеклографом: «Os-187. Вдовья балка», на другой: «Os-187. Ладанский отвал».
— Собери все в мешок, — сказал Влад, положив ампулы на мох.
Борис затоптал окурок, поднял простреленную банку и покачал головой.
— Дурак ты, братец! Обязательно скажу Паничу, чтобы больше таких не посылал.
Борис присел возле кучи песка, поставил банку и стал заполнять ее пригоршнями. Владу оставалось одно из двух — либо поверить ему, либо пристрелить.
— Ты меня Паничем не пугай, — сказал Влад, — Панич велел прикончить урок. Ты Панкрата отпустил.
Борис аккуратно уложил ампулы в контейнер, досыпал песок доверху и завинтил крышку.
— А ты? — насмешливо посмотрел на Влада. — Или тебя сюда на экскурсию прислали?
— Я тебя вместо него прикончу, — пообещал Влад.
Борис не счел нужным вступать в пререкания, не торопясь сложил вещи в мешок и потянулся к гранате, опрометчиво оставленной Владом среди прочих вещей.
— Оставь! — скомандовал тот. — В сторону!
Борис посторонился. Влад подошел, наклонился…
Секунды хватило спецназовцу на то, чтобы выхватить из кармана пистолет, о котором Влад не подозревал, и выстрелить почти в упор. Пуля небольшого калибра ударила в подвздошную область и застряла в бронежилете, причинив неимоверную боль; «стечкин» выпал из руки, Влад упал.
— Ты меня утомил, щенок! — зло произнес Борис.
Он вразвалочку подошел к лежащему, поднял пистолет, целясь в голову. Собрав все силы, Влад выбросил вперед обе ноги, как в последнем своем поединке на татами. Выстрел пришелся мимо. Борис отлетел на несколько шагов и ударился головой о бревно сруба. Не давая ему опомниться, Влад ударил ребром стопы по руке, потянувшейся к пистолету. Хрустнула кость. Борис вскрикнул, но в ту же секунду провел мощную подсечку, опрокинув противника навзничь, и оказался на ногах.
Оба понимали, что нельзя позволить друг другу поднять оружие — как только у одного из них окажется пистолет или нож, другой умрет. Они обменялись увесистыми ударами, но стойко держались на ногах. Влад подпрыгнул, собираясь нанести «кик» в голову, но нога его была блокирована; резкий залом стопы заставил его перевернуться в воздухе и упасть. Секунд тридцать они продолжали поединок лежа, Борису удалось схватить Влада за горло. Жарко дыша ему в лицо и капая кровью из сломанного носа, он сомкнул пальцы, но Влад отбил захват и нанес тому удар лбом в лицо. После этого Борис был уже не опасен. Изловчившись, Влад ударил его пяткой по ключице и, когда тот оказался на спине, принялся месить его ногами, срывая лютую злобу за вероломство, за бессонные ночи и всю свою непутевую подневольную жизнь.
…Очнулся Борис от того, что Влад лил ему на голову воду из фляги. Он хотел пошевелиться, но не смог: капроновый шнур, обвивая шею, вплотную прижимал голову к срубу; руки и ноги были туго связаны, а к сломанному запястью приторочена скоба «лимонки» — если даже удастся ослабить шнур, граната без предохранительной чеки выпадет.
— В каком диапазоне связь с «базой»? — отшвырнув пустую флягу, спросил Влад.
Борис отвернулся, сплюнул.
— «Вертушку» вызовешь?
— Пешком дойдешь, ссыкун, — ответил Борис и закрыл глаза, давая понять, что разговор не будет иметь продолжения.
— Ладно, дойду, — сказал Влад и, водрузив на плечи рюкзак, пополнившийся трофеями, зашагал к лесу.
Он ждал, что Борис окликнет его, пообещает вызвать вертолет в обмен на жизнь, попросит пощады, проклянет, наконец. Но тот молчал, очевидно, пожелав остаться один на один с Господом.
Шансов на спасение у него не было.
12
Шалый открыл глаза. Палату на четыре койко-места освещала синяя дежурная лампочка. Он очень долго не мог сообразить, где находится, вспомнить, что с ним. Белизна простыней и потолка создавала ощущение морга. Пахло лекарствами. Тихо капала жидкость. Одна рука Шалого покоилась на простыне, другая утопала в чем-то влажном, мягком; прошло много времени, прежде чем он понял, что его кто-то держит за руку. Он хотел повернуть голову, но попытка отозвалась острой болью в позвонках и голове. Он застонал.
— Леня… Ленечка… Ленька… ты живой?.. живой, да?.. — в ухо ему кто-то задышал, голос был далеким, незнакомым. — Ленечка, это я, мама. Слышишь меня?
— Слы-шу, — шевельнул он распухшими, потрескавшимися губами.
— Ленечка, ну как же это, сынок?.. что ж так-то?.. ну зачем?.. — на руку его закапало теплое. Мать заплакала, прикрыла рот ладошкой, и все равно ее подвывание вытесняло тишину реанимационной.
— Не плачь.
— Не буду, не буду, — взяла она себя в руки. — Успокойся. Пить хочешь?
— Нет… больно…
— Врача позвать?
— Батя где?
Она наклонилась к самому его уху и жарко зашептала:
— Батя хату продает. Уж и покупателей нашел. Хорошо продаст, выгодно. Люди сказали, помогут тебя выкупить, мы заплатим, все отдадим, следователь сказал, что, может, и обойдется, может, даже не посадят тебя. Прямо из больницы — домой.
— Куда… домой-то? — через силу улыбнулся Шалый. — Дом-то батя продал? Нету дома.
— Ничего, сын, мы еще работаем, ты работать станешь, вместе быстро новый построим, а пока у Таньки поживем. Ты только слушайся, не молчи, не молчи, Христом Богом прошу! Скажи им все! Ведь ты же не убивал никого? А Катря с Павлом тебя прощают, сердца не держат — родные ведь. Не молчи, Ленечка…