Караванщица
Шрифт:
Старый мастер, живущий в доме, построенном из таких же разноцветных циновок и скрытом в зарослях репейника, достигающего в высоту, пожалуй, полутора человеческих ростов, никому не расскажет, что означают узоры из цветных стеблей. И если кто-то украсит спальню циновками с пожеланиями провалиться пропадом, то это только его проблемы.
Напряженное ожидание какого-то подвоха не доставляло удовольствия. Постоянное наблюдение за плетущимся в хвосте колонны фургоном портило все удовольствие от разговоров, от неспешно меняющегося, оживающего зеленью вида.
От горизонта до горизонта стелилась
Но всю прелесть борющихся миров затмевала необходимость наблюдать. Настороженно озираться на каждое движение в придорожных кустах, проверять, насколько отстал последний фургон, не скрылся ли кто-то из оборванцев, спрыгнув с высокой скамьи. Не метнется ли из-за высокого бархана отравленный дротик? Ведь охранение вновь шло в отдалении, Реваз все чаще скрывался за узорчатой стеной растений, его дорожная палетта сливалась цветом с золтисто-бежевыми сероватыми зарослями.
А дневная стоянка? Разве возможно безмятежное наслаждение сочной, яркой зеленью оплетающих колодезные вороты вьюнов, разве доставит удовольствие плывущий над широкой котловиной свежий аромат отцветающих лаймов? И вряд ли на губах мелькнет улыбка снисхождения, если мимо пронесется стайка смуглых тощих ребят, ведь один из них может оказаться отравителем. Щепоть сухого порошка или минеральной пыли, неловкое движение, и исходящий паром настой превращается в смертоносный яд…
Жильвэ огорченно созерцал большую пиалу, в которую собирался макнуть подсохшую кукурузную лепешку. Нирина, погладив коня и позволив ему собрать мягкими губами с ладони пару просоленных корок, обернулась:
– Не уследил?
Мальчик покаянно кивнул, почти уткнувшись носом в медленно меняющую цвет с темно-коричневого на белесый жидкость. На светлом лаке, которым была покрыта глина, появился сероватый налет.
Женщина легко пригладила торчащие спутанные волосы бывшего принца. Черные завитки уныло поникли.
– Не расстраивайся. Пусть отец, – она особенно выделила это слово, – расскажет тебе о том, как следует обезопасить себя. Странно, что прежде о том не зашло речи.
Жильвэ сглотнул, перехватил горячую пиалу.
– Я… я думаю, раньше обо мне заботились… по-другому.
– Ребенок. О тебе и сейчас заботятся, – успокаивающие прикосновения заставили подопечного сдержать всхлип, – поверь, никто тебя не бросит. Просто пора уже взрослеть.
Поймав встревоженный взгляд мужчины, караванщица подозвала его. Раздраженно дернула себя за вьющуюся прядь, едва не выдрав блестящий на солнце завиток. Отойдя в тень фургона, отобрала пиалу у мальчишки и показала спутнику. Тот, тяжело оперевшись о колесо, только брови вздернул:
– Длинные руки новой власти…
И потом осторожно обнял названного сына. Тот еще раз всхлипнул, затем обреченно вгрызся в сухую лепешку.
– Все будет в порядке.
– Именно, – медленно сливая начавшую пованивать жидкость под копыта лошадям, буркнула караванщица, – не слишком удачная попытка.
– Вторая может статься успешнее, шаери.
– Хм… вот и разъясните молодому
– У нас были более срочные нужды, – хмурое признание ошибки, способной добавить в будущем проблем. – Но мы все же выжили, несмотря ни на что… займемся и сим пробелом, шаери.
На эти слова замечание Нирина только плечами передернула, прихватила подвешенные на крюке фляги и торопливо направилась к источнику. Воду там никто травить бы не стал. Это серьезнейшее преступление против пустынных уложений. Тем более, что в этом маленьком становище жили люди. Было бы кому в таком случае нагнать караван или подать жалобу на суд кагана.
Две дюжины невысоких полукруглых домишек из желтоватого легкого камня, частью больше похожих на погреба, выбитые в плотном слежавшемся песке и накрытые узорчатыми мисками давали приют полусотне мужчин, женщин и детей. По неширокой тропе, мимо завешанных шкурами дверных проемов и узких, прикрытых полупрозрачными, с темными слюдяными прожилками пластинками окон, Нирина прошла к источнику. Тот встретил женщину тихим журчанием прохладной воды под сенью высокого ослепительно-белого обелиска. Это был малый колодец, влага из которого использовалась только для питья. Окруженный невысокими корявыми деревцами, цепляющимися за песок и голые камни, выложенные длинной полукруглой стеной, с наружной стороны оплетенной дикой лианой, сейчас высохшей и грозящей обрушиться на землю при малейшем прикосновении. Присев на бортик, женщина окунула фляги, почтительно склонилась перед мозаикой, видной на дне. От рук расходилась рябь и казалось, что блекло-синий дракон вот-вот оживет, взметнется ввысь, разбрызгивая капли воды и закружит в небе подобно буревестнику.
В горлышках сыто булькнуло, миг спустя полные живительной влаги емкости устроились на плече, слегка оттягивая его широкими кожаными ремнями.
Прошептав слова благодарности местному хранителю, караванщица поклонилась обелиску, оставила на чисто выметенной площадочке две перламутровые монеты.
Если вы никого не видите, это не значит, что за вами не наблюдают. Так что лучше всего соблюдать все неписанные правила оазисов. Особенно если местные жители не только охотой, но и разбоем промышляют…
А величавая степь оживала. К концу длинного утомительного дня короткая цепочка фургонов миновала полдюжину мелких оазисов и разминулась с длинным торговым караваном. Широкая дорога в две колеи позволяла разъехаться повозкам, не съезжая на обочины, не путаясь в траве или проваливаясь в канавы. На ночевку остановились посреди небольшой рощи, чуть в стороне от основного пути, среди невысоких деревьев, усыпанных мелкими темно-алыми цветочками. Плотная листва и гладкая кора отливали пурпуром, а ветки на сломе выделяли густой сок, похожий на кровь. Небольшое озеро, наполняющееся из подземного родника, не требовалось открывать, не нужно было ворочать колеса, поднимающие с глубины воду. Крутые берега заросли мелкой густой темно-зеленой, с синеватым отливом травой. И караванщики, и местные жители, обитающие в малом оазисе совсем рядом с рощей, чтобы пройти к воде, пользовались узкой тропой, выложенной крупными гладкими камнями, между щелями которых пробивалась та же трава.