Карцер – репортаж из ада. Из спецсизо 99 1
Шрифт:
Да, так, на женских тюрьмах – там ад кромешный. Я тут, пока год на суд ездил, понаслушался в автозэках всего. От самих же баб, обитательниц шестёрки. Они охо-отно всё рассказывают. Во всех подробностях. Всех!! А чего там. Стесняться. "Спрашивайте – отвечу. На все вопросы! У меня тайн нет." И всему автозэку – отвечают. На все вопросы. Женщин же в тех же автозэках возят, что и мужчин. Раздельно, разумеется, в разных боксах, там, и секциях; ну, или чаще всего просто прикованными к двери бокса на лавочке рядом с конвойным; но – переговаривайся на здоровье. Конвойный не вмешивается. И – переговариваются!
То, чего я за этот год, повторяю, понаслушался и вообще о женщинах узнал!..
Когда зэчки же между собой ругаются!.. Ни один мужчина, даже самый-пресамый-распресамый, последний-распоследний так ругаться не будет. Это какая-то даже не грязь уже, а!.. Что-то зловонно-липко-противное. Отвратительное. Омерзительное! Не знаю.
Рот у них то ли "сосалка", то ли "хуесосалка", то ли "хуесосательная дырка"… "щёлка"… да не помню уже!! "Сосалку свою заткни!" Вот так, примерно. "Девки, бутылка пустая у кого есть? Обоссусь, блядь, щас!" И тут же – звуки соответствующие. Тьфу!!!
Ну, у нас-то здесь, в 991, понятно, публика почище. Элита. Но тоже!..
"Готова?!" (Это охранник кричит, стуча в дверь ключом. В смысле: собралась на вызов, там, на свиданку?..) – "Я-то всегда готова, а ты?"
Такой вот диалог буквально на днях привелось тут услышать. В суперспецизоляторе. В соседней камере. Причём, судя по голосу, дамочка была уже… явно бальзаковского возраста, так скажем.
Но у нас, повторяю, для дам – курорт. Охранники – мужчины, ребята молоденькие, с ними предельно вежливы, сюсюкаются, чуть ли не кокетничают. Обыскивают – баландёрши. Так, судя по всему… постольку-поскольку. Для проформы лишь. Они же даже не профессионалки. Обыскивать-то, наверное, толком не умеют. Шмонать. Да и зачем им это? Дополнительная работа ведь…
Совсем иное дело в женских тюрьмах. Прежде всего, надзирательницы там – только женщины… Что, милые дамы, вздрогнули? Правильно! Как говорят с дрожью в голосе сами зэчки, что такое сочувствие и жалость, эти надзирательницы не знают вообще! Шмон (обыск), естественно, всегда полный. ("Нам вообще всегда во все дырки заглядывают!") Малейшее подозрение – через кресло (гинекологическое, понятно).
"Ну, и что ты чувствуешь, когда тебе суют там чего-то?" – "Да чего я чувствую! Ничего! Прикосновение железа только неприятное." – "А если откажешься "через кресло"?" – "Карцер. У нас девчонка молодая отказалась, её в карцер. А она там повесилась." – "С концами?" – "Да нет, вынули." – "И чего?" – "Ничего. Откачали." – "И что?" – "Что-что!.. В карцер сразу опять поехала! Досиживать."
Вообще все абсолютно женщины говорят практически одно и то же.
Во-первых, что "у вас там, мужиков, не тюрьма, а санаторий; вот вас бы к нам на денёк!" ("Да вы ж разорвёте сразу! Высосите."); а во-вторых, что "у нас – курятник". Что такое "курятник"? Как хочешь, так и понимай! ("У нас?.. А-а!.. курятник.")
И еще, в-третьих, они же сдают там друг друга, как дрова. Поэтому-то и нет у них никаких ни телефонов, ни дорог, ни вообще ничего. Никаких запреток.
"Занесли трубу, одна обиделась, что поговорить не успела. Побежала сразу, настучала." – "Как "настучала"!?" – "Так." – "И вы что, с ней не поступили?"
Нет. У женщин за это не "поступают". У них доносительство, стукачество вообще в порядке вещей. У мужчин это недопустимо (не афишируется, во всяком случае; ведь если узнают!..), у женщин же – норма. Они даже это и не скрывают: "Ах, так! Ладно же!.." "Ладно же" – это значит, пойду сейчас, "доложу". Заложу. Пусть и у тебя не будет.
"С бабы спроса нет". За эту сакраментальную фразу милые дамочки (наши с вами жёны и сёстры, между прочим!) сразу же охотно прячутся, как только простодушные мужики (в том же автозэке, например) начинают вдруг почему-то удивляться наивно таким ихним… порядочкам.
А порядочки эти, к слову сказать, очень даже жёсткие. В общежитии, я имею в виду. Как у малолеток! Собственно, женщина же, это и есть ведь – взрослый ребёнок. Иногда забавный. Иногда – безжалостный и злой. В тюрьме вот – безжалостный и злой. Большей частью.
Прежде всего, у женщин, на зонах особенно, действует исключительно закон силы. (Я сидел с двумя зэками, у которых матери всю жизнь практически в тюрьмах и зонах провели, так что с предметом этим знаком достаточно хорошо.) Кто сильнее – тот и прав. Для мужчин – это вообще дикость! Силовое решение спорного вопроса неприемлемо в принципе. Ты должен обратиться к смотрящему, и он рассудит. В противном случае, если окажется, что ты, скажем, необоснованно ударил кого-то, с тебя спросят. Конечно, реально на практике драки случаются сплошь и рядом, это в конце концов тюрьма, а не пионерлагерь, но обычно только между рядовыми зэками, и в любом случае могут быть последствия.
Поэтому, когда я сидел с одним старым вором, и по телевизору показывали пресловутую "Бригаду", которой все так восхищаются, момент, когда главный герой, вернувшись из армии, сначала приходит за своей бывшей девушкой в клуб, устраивает там драку, а затем выясняет отношения со своим противником в личном ("честном!") поединке, комментарии были следующие: "Это что такое?! Что значит, он за ней "пришёл"? Он совершенно не прав!.. И что это ещё за "поединок"?.. А если тот слабее? Причём тут сила и правота? Надо было к людям обратиться, чтобы они рассудили." Вот так!
У женщин же, повторяю, действует закон силы. Смотрящих у них вообще нет. Каждый сам за себя. Есть, конечно, свои лидеры, просто авторитетные, уважаемые зэчки, но и не более того. Системы, как таковой, нет.
Вот, скажем, как реально всё у них происходит. Это мне мой сокамерник, опять же, рассказывал. У него мать всю жизнь практически сидела, была хорошо известна в этих (тюремно-лагерных, женских) кругах и пользовалась там большим уважением. И вот она приезжает в лагерь, где уже есть свой лидер. Другая женщина, соответственно. Примерно такая же, по всей видимости. Которая, разумеется, добровольно свою власть отдавать не хочет. И обе стороны это прекрасно понимают. А потому, как только эта другая женщина попыталась что-то сказать или возразить, мать моего сокамерника "без базара сразу ей в морду! А удар у неё тяжёлый. Мужика с ног валит. Та в угол и улетела…" Всё! Власть захвачена. "После лучшими подругами стали." У мужчин такое – немыслимо. Нонсенс! Это всё равно, как если бы к президенту Путину кто-нибудь подошёл, стукнул его и сказал: "Теперь я президент!" Абсурд!
Да, так вот. Порядки, как я уже говорил, у женщин очень жёсткие. Жестокие. Гораздо более жестокие, чем у мужчин. Наказанье – за любую провинность. Причём наказания какие-то дикие совершенно. Не хочу даже повторять. Вообще женщине нельзя сидеть в тюрьме. Это ей не по силам. Это её ломает. Быстро и бесповоротно. И – навсегда.
Ладно, чего-то я опять отвлёкся. Продолжим. Про ЮКОС. На нём я, кажется, остановился. Значит, Невзлин обратился к Пичугину, Пичугин… В общем, бабка за дедку, внучка за бабку… А дальше уже пошли всякие там безвестные жучки, кошки и мышки. Без имён и отечеств. Люди кончились. Пичугин обратился фактически уж совсем неизвестно к кому. К какому-то там… Ну, не станем называть фамилий. Тем более, что они ведь всё равно вам ровным счётом ничего не скажут. К жучке, короче, он обратился. Жучка радостно тявкнула: