Карельский блицкриг
Шрифт:
Холод уже начал пробирать Любавина, но увидев на дороге командирскую эмку, он не стал поднимать руку. Этот вид транспорта был совсем не для его лейтенантских кубарей, однако к удивлению автомобиль не только остановился, но сидевший за рулем шофер, требовательно посигналил Любавину призывая того подойти к машине.
Не столько обрадованный, сколько озабоченный подобным поворотом дела, помня бессмертные строки Грибоедова, про печаль и начальственную любовь, Любавин осторожно направил свои стопы к автомобилю, но опасения оказались напрасными.
К его удивлению, в эмке находился комдив Рокоссовский, с которым судьба, так неожиданно свела его во время польского похода.
– А я смотрю, знакомая каланча стоит, голосует за развитие советского автотранспорта вот и приказал остановиться. Куда путь держим?
– улыбнулся удивленному командиру комдив и крепко пожал тому руку.
– В Каменск, из госпиталя, для получения назначения, товарищ комдив - Любавин полез за документами, но Рокоссовский только махнул рукой.
– Садитесь. Я как раз в Каменск еду и тоже за назначением.
Отказываться от столь королевского подарка было верхом глупости, и осторожно запихнув свои длинные конечности в машину, Любавин сел позади комдива, рядом с адъютантом.
– Из госпиталя, после контузии?
– спросил Рокоссовский у попутчика, в голосе которого был слышан интерес, а не простое любопытство.
– Так точно, товарищ комдив. Две недели назад на плацдарме за рекой Быстрой контузило, но не сильно.
– Вижу, что не сильно - усмехнулся комдив и сразу забросал Любавина вопросами.
– Значит, ты уже финнов в деле видел. Скажи, почему не удалось прорвать их оборонительную линию? Слишком крепка, оказалась оборона противника? Сил не хватило или наши войска оказались слабее их?
– Нет, не слабее!
– энергично запротестовал Любавин.
– Если бы все наши силы были собраны в единый кулак и вводились в бой не по частям, а единым целым мы бы их первую линию обороны прорвали с ходу.
– Значит, только одно это помешало?
– Не только это, товарищ комдив - честно признался Любавин.
– Не было у нас опыта по прорыву эшелонированной обороны противника.
– Это понятно, но что было сделано не так с твоей точки зрения как командира взвода?
– допытывался Рокоссовский.
– Командира роты - с гордостью поправил его собеседник, а затем, насупившись, стал излагать свои тезисы.
– Разведка была поставлена из рук вон плохо. Когда шли в наступление ничего не знали. Есть у финнов минные поля или нет? Есть доты и если есть, то где находятся и какой у них сектор огня? Все это выяснялось только по ходу боя, и мы несли неоправданные потери.
Любавин замолчал, воочию увидев свой последний бой, но комдив не позволил ему заниматься душевными воспоминаниями.
– С разведкой ясно. Поэтому артиллеристы огневые точки не подавили - наполовину утверждая, наполовину спрашивая, сказал комдив, но Любавин с ним не огласился.
– Да они вообще мало били, эти артиллеристы. Против таких дотов нужно целый день стрелять, а не полтора час! От их огня только колючую проволоку местами побило, а доты целехонькие остались.
– А танки? Ведь они могли своими пушками подавить пулеметные гнезда противника.
– Могли. Да только слишком далеко оторвались они от пехоты, и пока они по дотам стреляли, многих из них финны бутылками закидали с горючей смесью. Да и не могли их орудия стены дотов пробить. Тут другой калибр был нужен, корпусной - убежденно сказал Любавин, и комдив не стал с ним спорить.
В разговоре наступила пауза, но ненадолго.
– А что сами финны? Сильнее они нас или нет?
– Любой, кто сидит в бетонном доте и строчит из пулемета сильнее, атакующего - с негодованием бросил Василий.
– Нет, их солдаты не сильнее наших. Когда мы их из окопов выбивали, бежали только так. Упрямые - да, не трусы - точно, но не сильнее нас. Если ударить по ним артиллерией как надо, бросить танки с пехотой - побегут как миленькие.
– Ну, а что ещё интересного, что-нибудь необычное у них наверняка было. Не заметил?
– с хитринкой поинтересовался комдив.
– Необычное?
– Любавин на секунду задумался.
– Уж очень много у них ручных пулеметов было. У нас на взвод один два 'дегтяря' приходится, а у них не меньше десятка имелось. Строчили так, что голову поднять было невозможно.
– Это, скорее всего скорострельные винтовки по типу наших 'симоновок' - высказал предположение Рокоссовский, вспоминая все известные ему виды стрелкового оружия, но собеседник имел иное мнение.
– У винтовки магазин маленький, товарищ комдив. Одна две очереди и все, а эти хоть и били короткими очередями, но очень часто.
– Может огонь вели из разных мест, а тебе показалось, что стрелял один человек? В суматохе боя такое бывает.
– Нет, - твердо произнес Любавин после короткого раздумья.
– Когда в атаку шли, я хорошо видел, где очередями на нас били, а где одиночными. Да и в госпитале, многие из раненых про эти 'пулеметы' говорили.
– Ладно. Разобьем финнов, тогда у них и спросим, чем это они против нас воюют - усмехнулся Рокоссовский.
– Поскорей бы - воскликнул старшего лейтенанта, но его слова не нашли отклика со стороны собеседника.
– Торопливость не лучший спутник командира в бою. Быстрота и натиск - это да, но торопливость приводит к неоправданным потерям людей. Людей, за которых мы в ответе перед страной, товарищем Сталиным и их родными и близкими. Об этом надо постоянно помнить - наставительно произнес Рокоссовский.
– Есть помнить, товарищ комдив - ответил Любавин, и разговор прервался, до самого КПП на въезде в Каменск.