Карьера
Шрифт:
— Верно, я неточно выразилась. Между нами всё кончено.
— Любимая, — делаю робкую попытку прикоснуться к плечу. Лиззи отмахивается, словно от насекомого.
— Не смей ко мне прикасаться!
— Ну ладно, хорошо, — стараюсь снизить накал страстей.
— Тогда, быть может, стоит присесть и всё обговорить…
— Обговорить?! ОБГОВОРИТЬ?!! — вопит жена. — Ты трахаешься с другой и хочешь, чтобы я с тобой разговаривала?!
Лиззи пулей вылетает в гостиную. Я — следом.
— Ты не права, ничего же не было…
—
Я начинаю рыдать:
— Я был пьян, сглупил, после гибели Айвана ходил сам не свой, я не хотел…
— Нед, я не желаю выслушивать вымученные оправдания!
— Ну тогда хотя бы дай мне шанс…
— Это тебе-то?! Когда я услышала про Айвана, то бросила все дела, летела к тебе через всю страну, потому что решила: «Ну хорошо, дам ему последнюю возможность… у нас осталась надежда…» И что вижу? Говнюк-муженек даже не соизволил попросить свою зазнобушку не кусать его в шею!
— Она мне не «зазнобушка»…
— Да плевать мне, кто она такая и чем занимается! Наши отношения кончены.
— Ты не можешь просто так…
— Не могу? Да кто ты такой, чтобы мне запретить?!
— Я ошибся. Допустил чудовищную ошибку…
Обессиленно опускаюсь на диван и обхватываю голову руками. Лиззи, стоя, наблюдает, как я плачу. Рыдания усиливаются, но она даже не шевелится, не добреет, по-прежнему смотрит с равнодушным презрением. Когда успокаиваюсь, произносит:
— И я ошибалась. Когда поверила, будто старое удастся вернуть… — Голос её дрожит, глаза застилают слезы: — Как ты мог? Подлец, как ты…
— Я не хотел…
— Да кому какое дело, чего ты хотел?! Сделанного не переделаешь, Нед. Зная, что брак под угрозой, ты всё равно мне изменил! Такое простить невозможно.
Лиззи отирает глаза обратной стороной ладони. Затем берет чемоданы, подходит к выходу, открывает дверь и выставляет сумки в коридор:
— Убирайся немедленно.
— А если я не уйду?
— Тогда адвокат заставит. В судебном порядке. Хочешь неприятной сцены? Могу устроить.
Положение хуже некуда. Сам всё испортил, как ни спорь, как ни упрашивай — не поможет. Встаю и направляюсь к выходу. Рука — на дверной ручке. Поворачиваю её и пытаюсь в последний раз уговорить жену, но меня обрывают на полуслове:
— Мне плевать.
Уходит в спальню, захлопывает дверь. Тишина. И раздается плач.
Подхожу к закрытой комнате. Мягко начинаю:
— Лиззи…
Неожиданно рыдания обрываются:
— Отвали на хрен, чтоб ты сдох!
В полнейшем потрясении обвожу взглядом квартиру. И, как приказано, — ухожу. Медлю на пороге. Значит, вот так завершается женитьба? Закрыть за собой дверь?.. И конец?
Дверная створка закрывается. С глухим стуком.
Глава седьмая
В кармане — семь долларов и шестьдесят пять центов.
Безрезультатно. Смотрю на часы: 8:18. Даже если отправиться с чемоданами на метро, ни за что не успеть в «Пи-Си Солюшенс» к половине девятого. А потому, разыскав телефонную будку, звоню Медузе. Не успеваю предупредить, что опоздаю, как меня перебивают:
— Почему вчера не был на работе?
— Когда я звонил в понедельник, то предупредил вас, что могу задержаться в Хартфорде еще на день.
— Нет, ты сообщил, что в понедельник не приедешь. А я сказал: не придешь во вторник — вычту из зарплаты дневной заработок, а норма на неделю увеличится до восемнадцати продаж. Но разрешения на прогул я не давал!
Стараюсь не выдать раздражения:
— Вероятно, я неверно вас понял, мистер Рубинек. Но, как я уже говорил вам, умер мой близкий друг.
— Твои проблемы. Получил норму в двадцать две продажи. И еще три — если не успеешь к половине девятого. Девять минут, время пошло.
Внезапно слышу, как отвечаю:
— Да пошел ты в жопу, тварь! — Швыряю трубку и думаю: «Ну, вот и уволился».
Наконец-то, высказав жалкому отродью, что о нем думаю, чувствую мимолетную радость. Ликование длится не более наносекунды, после чего вспоминаю: я — бездомный, безработный, а все мои сбережения составляют семь долларов сорок центов.
Рассматриваю немногие из имеющихся вариантов. Можно попробовать устроиться в гостиницу, но ни на одной кредитке не хватит средств (а если выписать за номер чек на свое имя, его скомкают и швырнут обратно, как баскетбольный мяч, к тому же возникнет основание для преследования по федеральному законодательству)…
Остается положиться на друзей. Но куда податься? После безумства прошлой ночи не очень-то хотелось возвращаться к Дебби Суарес: мысль о том, что мой звонок воспримут как продолжение романтической влюбленности, ужасала. В конце концов, Дебби — вдова с ребенком. Узнает, что меня бросила Лиззи — сразу нацелится, точно терморакета с системой самонаведения. А сейчас из меня кандидат в мужья — хуже не придумаешь. Одни беды, а уж Дебби-то точно ни в чем не виновата…
Разумеется, оставались Айан и Джина… Вот только я легко мог представить себе, в какое бешенство пришла Джина, когда Лиззи позвонила ей из Лос-Анджелеса и рассказала, как я пару раз осквернил супружеское ложе. Наверняка после того, как Лиззи сообщит о подлинной причине, по которой пришлось расстаться с квартирой, приятели посчитают, что я их использую, если попрошу о ночлеге..
Кто еще? Фил Сирио, конечно же!
Достаю бумажник, чтобы разыскать бумажную салфетку с нацарапанными телефонами, и внезапно натыкаюсь на карточку Джерри Шуберта. Сам попросил звонить («Не пропадай!») и, в отличие от Фила, живет на Манхэттене.