Карьеристки
Шрифт:
До Сенной ехали полчаса, а Маргарита Андреевна так и не перевернула ни разу страницу, думая о Георге. Поезд замедлил ход, и женщина встала, обошла задремавшего спутника, решив выйти не прощаясь.
— Уже приехали? — он открыл глаза.
На самом деле Георг тоже не спал всю дорогу, покачиваясь в такт глуховатому перестуку колес. Его тоже одолевали грустные мысли. Маргарита не проявляла к его особе ни малейшего интереса, только неприязнь: выдернула руку из его руки, даже отодвинулась! И зачем поехал ее провожать, раз ей это не надо, ведь чувствует себя неважно после истории с пожаром?
Он встал, когда вагон начал тормозить и вышел вслед за Маргаритой. Все равно, следуя офицерскому этикету, он был обязан проводить даму!
На эскалаторе тоже ехали почти молча, обменявшись фразой-другой. Но, выйдя на площадь, Георг взял спутницу под руку и повел к ее дому. По лестнице поднимались долго. Бравому капитану пришлось дважды отдыхать между пролетами, пока добрались до пятого этажа.
— Зайдешь ко мне или домой поедешь? — спросила Маргарита Андреевна неуверенно. В его молчании она чувствовала укор и пыталась как-то смягчить свою резкость в вагоне.
— Мне надо домой, Надя будет беспокоиться. Я всегда прихожу ночевать домой.
Он подождал, пока преподавательница достала ключ, открыла замок, и лишь тогда начал спускаться по лестнице. Больше никаких нелепых поцелуев, ни даже рукопожатия. Лишь легкий кивок прощания.
Маргарита Андреевна вошла в квартиру, услышала резкие отрывочные звуки, обычно сопровождающие компьютерные игры, и увидела сидящего к ней спиной человека у светящегося монитора. Силуэт игрока не был похож на Анечкин. Да и вряд ли племянницу сразу отпустили из больницы. Сообразив, что в глубине квартиры находится чужой, хозяйка попятилась к выходу.
Когда она уже изнутри вновь со скрежетом повернула ключ, человек за ноутбуком обернулся и воскликнул:
— Маргарита Андреевна! Я и не слышал, как вы вошли! Заигрался тут, чтобы время скоротать.
Он выключил компьютер и закрыл крышку ноутбука, принадлежащего Ане.
— Фу, Василий! Напугали! — узнав голос ученика, обрадовалась хозяйка. — Вы с Анечкой уже приехали из больницы? Она спит? С ней все в порядке?
— Раздевайтесь, Маргарита Андреевна. Я сейчас чайник поставлю и все вам расскажу. Анну оставили в больнице, а мне она вот ключи передала… Вы не будете сердиться?
— Какое там сердиться! Рассказывайте скорее, Вася. Почему ее задержали? Что врачи говорят?
— Что врачи могли сказать, вы, наверно, давно знали, — слегка наклонив стриженую голову, ответил Вася. — Аня была беременна.
— Ну да, беременна! Но почему была?
— Врачи сказали, что вряд ли удастся сохранить беременность, хотя они делают, что могут.
Маргарита Андреевна вскочила с дивана, зашагала по комнате взад-вперед. Она испытывала двоякое чувство: и боль от вероятной потери ребенка племянницей, и таящуюся в глубине мысль, что, может, оно и к лучшему в сложившихся обстоятельствах. А Вася продолжал:
— Ну почему она мне раньше не сказала? Не скажу, что я мечтал о ребенке, хотя, с другой стороны, мне уже тридцать три, пора становиться отцом. Я бы проследил, чтобы она побереглась …
— Вы ведь не расписаны. Наверно, Анечка была не уверена в твоих чувствах, но она хотела родить этого ребенка.
— Маргарита Андреевна, я ее люблю!
— Вы бы ей почаще об этом говорили!
— Сейчас иное время, мы как-то без сюсюканий обходились.
— Так вы приехали по делу? Анечка о чем-то просила?
— Да, она просила ей кое-что из вещей привезти, — он перечислил необходимое. — Если вы соберете их быстро, я завтра утром, перед работой, отвезу ей.
— Вы езжайте домой, Вася. Я все необходимое приготовлю и завтра сама поеду к ней.
Вася быстро надел куртку, попрощался и вышел за дверь. На площадке остановился и окликнул Маргариту Андреевну:
— Вы ее предупредите, что я тоже заеду после работы, и звоните мне, как дела. И главное, удалось ли спасти ребенка.
Устроившись в постели, Маргарита Андреевна раздумывала над тем, что над их родом будто проклятье нависло: и у самой нет детей, и у Ани все осложняется. Когда уснула, привиделись ей младенцы-близнецы, она купала их в белоснежной ванночке, с трудом удерживая обоих в одной руке — были они мелкие, как новорожденные котята. Брызги воды разлетались на пол.
В то время, когда Маргарита Андреевна вместе с Георгом еще только вместе выходили из метро, на другом конце города, в Купчине, прощались нежно и долго Лидия Валерьевна и Олег Шитиков. Они в десятый, наверно, раз проходили мимо ее подъезда, и Лидия Валерьевна лишь отмечала, что кухонное окно ее квартиры освещено, стало быть, домашние не спят.
Долговязый Олег из-за худобы выглядел моложе своих сорока шести лет, а Лидия Валерьевна хотя была сухощавой низенькой пенсионеркой, вроде как и вовсе не имела возраста. Но их разделяло ровно десятилетие. Сейчас они находились одни в темном дворе, и осуждать их было некому. Прохладный осенний воздух пролезал в широковатые рукава куртки Олега, заползал по скользким колготкам под юбку его спутницы.
— Олежка, не замерз? — спросила Лидия Валерьевна, вдруг поймав себя на том, что окончательно увязла в роли женщины-мамочки.
— Да мне жарко с тобой, Лидочка!
Такие отношения казались Лидии Валерьевне свежими и волнующими, потому что она откровенно устала, ухаживая за своим старым мужем, которому было уже ближе к восьмидесяти. Когда супруг был в силе, то отличался деспотизмом. Будучи прорабом на стройке, привык помыкать рабочими и так же вел себя в семье, даже поколачивал жену. Но после двух инсультов в последние пять лет превратился в довольно смирное существо, передвигающееся по квартире с ходунками. Разумеется, он пребывал в вечном недовольстве, постоянно брюзжал, и Лидия Валерьевна, обеспечивая ему минимальный уход, старалась пореже бывать дома. Там и без нее хватало народа: шумели внуки-школьники, невестка-домохозяйка крутилась на кухне, а сын, работающий аниматором-затейником на корпоративных вечеринках, часто пролеживал днями перед телевизором. Он покидал дом ближе к шести. Потому-то и не ушла Лидия Валерьевна на пенсию, продолжала заведовать библиотекой, с тревогой ожидая, что ее вот-вот попросят уволиться, потому что все время шли разговоры об омоложении кадров. А пока отыскала себе занятие для души, на старости лет увлекшись писательством, углубилась в корни своего рода, просиживала выходные дни в архивах и писала, писала …
Чувство к Олегу расцветало исподволь. Вначале библиотекарша жалела долговязого мужчину, страдающего эпилепсией, потому старалась поддержать его, похвалить на литсеминарах его разоблачительные памфлеты об олигархах и правителях. Позже поймала себя на мысли, что ей приятно, когда он невзначай касается ее плеча, провожает до дома. И сейчас, взяв его под руку, ощущала сквозь скользкую ткань куртки тепло жилистого мужского тела. Беседовали они о житейском, обсуждали трудности ухода за стариками. Лидия Валерьевна рассказывала о муже, а Олег о матери. Но Олег, нервно подрагивая ресницами, вдруг сказал: