Карьеристки
Шрифт:
Вдруг Маргарита Андреевна услышала тихий стук в дверь. Снова взглянула на часы — два ночи! Кто бы это мог быть? Вдруг кому из соседей по коридору стало плохо? Она вылезла из кресла и в одних носках пробежала к двери.
— Кто там? Что вы хотите?
— Марго, открой. Это я, Георг. Вышел на балкон подышать свежим воздухом, что-то не спалось. Заметил, что из твоего окна свет падает. Вот пришел…
Маргарита Андреевна открыла дверь и впустила позднего гостя.
Потом вскипятила электрочайник, заварила некрепкий чай, разлила по казенным стаканам. Вытащила из сумки привезенные с собой конфеты, больше ничего у нее не было, да и странно было бы объедаться в столь поздний час. Выставила все на журнальный столик, выдвинула его на середину комнаты.
В полумраке комнаты сидели двое. В кресле — Маргарита Андреевна в легкомысленно голубеньком пижамном брючном комплекте, а рядом, на стуле, Георг в спортивном темном костюме с почти генеральскими лампасами на штанах.
— Маргоша, почему ты меня давеча не пустила? Сразу после семинара? Боишься, что я, как инфарктник, коньки здесь откину?
— Ну причем здесь это! Мы же с тобой, Гера, просто друзья. Я тебе сто раз говорила об этом.
— Ты ведешь себя, как воспитанница института благородных девиц. Не понимаешь, Рита, что жизнь у нас одна, что она уже к закату. Я-то теперь это на себе прочувствовал.
Назвав ее Ритой, Георг пытался еще более приблизиться к этой неприступной женщине. Он давно понял, что нахрапом ее, как других женщин, не возьмешь. Но Маргарита не поддержала его откровений и только молча прихлебывала чай.
— Но девицы из Смольного института, помнится, были всегда безответно влюблены в какого-либо героя. Может, и ты в сердце чей-то образ носишь, потому там не находится места для меня?
Маргарита Андреевна покачала головой, но почему-то отвела взгляд. И это еще сильнее укрепило Георга в его подозрениях.
— Погоди, угадаю. Виктор Рубальский?
Влюбленное сердце порой бывает проницательным, Георг и себе не смог бы объяснить, почему он вспомнил о Рубальском, которого и видел-то считаные разы.
— Ну что ты выдумываешь, Георг! При чем здесь Рубальский! Он хороший семьянин: у него жена, сын-школьник.
— Хорошо, хорошо, — улыбнулся Георг. — Беру свои слова обратно, только замечу, что характеристика «хороший семьянин» порой прекрасно уживается с «хороший любовник». Ты ведь обратила внимание, что Лидия Валерьевна и Олег разместились в одном номере, хотя Лидия Валерьевна …
— Знаю, знаю, она замужем. Но у нее трагическая ситуация. Муж не просто старый и больной, но и страшный деспот. И был таким всю жизнь, она мне как-то рассказывала. В общем, я ее не осуждаю.
Упаси господи кого осуждать. Я и сам был не ангел. Я лишь так, к слову. Шел бы ты, Георг, к себе в номер. Уже полтретьего ночи. А завтра у нашей группы непростой день, выступление перед отдыхающими. Надо выспаться как следует.
Георг отодвинул от края столика пустой стакан, поднялся на ноги. Наклонился к Маргарите Андреевне и поцеловал ее в щеку.
— Доброй ночи, дорогая. Согласен, поспать нам обоим не помешает. Но завтра, после выступления, штурм крепости будет продолжен. Имей в виду, еще есть порох в пороховницах!
Георгий пошел к двери, стараясь держать спину прямо.
После его ухода Маргарита Андреевна вымыла стаканы, поставила мебель на место и легла в постель. Заснула быстро и крепко, проспав даже завтрак.
Однако ее отсутствия в столовой никто не заметил, потому что и остальные литераторы завтракать не пришли.
Глава 9
Ближе к полудню курсанты один за другим потянулись в уютное кафе рядом с танцевальным залом. И, выпив кофе с бутербродами, не спешили возвращаться в свои номера: одни вышли покурить, другие присели напротив теннисных столов, глядя на играющих, а кто-то и сам взял ракетку в руки и резво прыгал, азартно гася белые пластмассовые шарики.
Маргарита Андреевна сидела рядом с Георгом, наблюдая за игрой Наташи и Миши. Движения Наташи сковывала ее неизменная длинная юбка, хотя было видно, что девушка опытный игрок. Мише ничто не мешало, кроме собственной замедленной реакции, потому счет долго оставался ничейным.
Георг записывал в блокнот очередность выступления литераторов на вечерней встрече с отдыхающими, внося коррективы в заранее составленный план. Все уже решили, что на репетицию соберутся сразу после обеда, а пока просто отдыхали.
Вдруг внимание всех привлек знакомый бас:
— Привет, господа писатели! Отдыхаем?!
Все обернулись на голос: в раскрытом проеме зала стоял Виктор Игоревич Рубальский в элегантной куртке на меху со множеством молний, сейчас распахнутой. Как обычно, на нем были и строгий костюм, и белая рубашка, и галстук, затянутый крепким узлом. Аккуратно подстриженная бородка и уложенные волосы дополняли его, как всегда, щегольской облик.
Он подошел ближе к собравшимся у теннисных столов литераторов, бросил на пол объемную сумку, с которой приехал, и объявил:
— Очень удачно, что вы здесь собрались все вместе! Я не был уверен, что смогу вырваться, поэтому нагрянул так, без предупреждения. Предлагаю прямо сейчас, пока на улице светло — сами понимаете, в декабре день короток — пойти к заливу и сфотографироваться всей группой. Это будет снимок для сайта нашего учебного центра, чтобы будущие абитуриенты знали, что мы здесь не только учимся, но и вместе проводим свободное время.
— Ой, мне надо переодеться! — воскликнула несколько жеманно Лидия Валерьевна.
Ее поддержали и остальные. Пусть не наряжаться, но надеть верхнюю одежду требовалось всем.
— О'кей! Собираемся через четверть часа в вестибюле. Я тоже пойду закину сумку в чей-нибудь номер. К тебе можно, Марго?
— Ну конечно же! — пожала плечами Маргарита Андреевна. — Пошли!
Георг сжал зубы и начал застегивать свой китель на все пуговицы. Вообще-то отставной моряк только говорил всем, что китель остался со службы, на самом деле ему пришлось сшить незадолго до болезни новый, поскольку в старый он, располнев на гражданке, уже не влезал. И сестра по его просьбе привезла обновку уже прямо в санаторий. Георг был так взбешен, что даже сбился с верхней пуговицей, засунув ее не в ту петлю. Нет, не зря он вспоминал в разговоре с Маргаритой этого писаку-функционера. Где Марго, туда и он прикатил! Настроение Георга было испорчено.