Карина

Арданова Юлия

— Я так соскучился по тебе, мне тебя не хватало… О, Боже, как хорошо, наконец! — шептал Дима, он знал способ меня подогреть! — Какое счастье, что мой маленький усталый друг опять в своей гостеприимной квартире.

Я незаметно для себя погрузилась в мир сладострастных грёз, плавно перетекавших в обыкновенный сон. Дима, Дима рядом, значит мне не страшно, значит всё в порядке.

«МУЛЕН РУЖ» НА ДОМУ, ИЛИ ПРЕДВОДИТЕЛЬНИЦА ПИРОВ

29.10 Странное я создание: я могу совершить какой угодно грех, но если то же самое совершает кто-нибудь другой, особенно тот, от кого этого не ожидаешь, это потрясает меня до глубины души.

Дело вот в чём. Сегодня у нас была дискотека по поводу, ну, в общем, начала каникул со следующей недели. Я вела себя вполне пристойно, даже не ходила с компанией выпивать (правду сказать, меня туда никто и не позвал). Мы с подружками

«колбасились», сходили с ума, вытворяли что можно и что невозможно (всё равно в темноте и никто не видит). Затем, как это водится, включили медляк. Я пригласила какого-то парня из класса девятого. Он слегка обалдел, когда я его пригласила и я, воспользовавшись этим, вытащила его. Танцевал он, как маленький медвежонок: слегка притоптывал на месте, немного поворачиваясь вокруг своей оси. Он смотрел на меня, как завороженный и не мог никак понять, что с ним случилось. Так что всё было до неприличия пристойно. Мне было абсолютно всё равно, лишь бы только быть при деле. Моё внимание привлекла парочка по соседству. Я сначала не поверила своим глазам: рядом с нами танцевали Нинка Селезнёва и Олег Румянцев из параллелки. Нинка всю свою жизнь была тихой примерной девочкой, мы с ней когда-то занимались музыкой у одной и той же учительницы. Она была весьма симпатичная: тёмные вьющиеся волосы, заплетённые в косу, подлиннее и потолще моей, миндалевидные карие глаза, маленький аккуратный рот. Олег был общительным и весёлым парнем (впрочем у них в классе все парни такие), не в моём вкусе; но, насколько я знала, они никогда не были в одной компании, если у Нинки вообще была какая-то компания. Но тут! Мало того, что они танцевали, ладно, это ещё ничего не значит, но они целовались (причём с каким смаком!) уже добрых пять минут. Конечно, было темно, можно было списать на то, что мне привиделось, но они ещё и обнимались, его руки бесстыдно шарили по её телу, ей это нравилось, она сладострастно перебирала его волосы, вот она куснула его за ухо. Я конечно понимаю, что темнота друг молодёжи, но не до такой же степени. У меня как-то вылетело из головы, что по сравнению со мной Нинка вообще ангел, и что она тоже имеет на это право. Тут партнёр мой в который раз наступил мне на ногу и вывел меня из оцепенения тем, что попытался меня поцеловать. Он, оказывается тоже заметил, чем занимались Олег с Нинкой. У моего партнёра это получилось слюняво и неуклюже, мне стало противно. Из чувства протеста я укусила его в мочку уха, он взвыл от удовольствия. Да, это не Дима! Наконец медляк кончился, я отпустила своего партнёра, который отправился на лавку приходить в себя. Мы вышли с Ленкой из спортзала, где всё происходило и тихо сели на лавочке в школьном вестибюле. У меня перед глазами стоял образ целующихся Нинки и Олега, я поделилась этим с Ленкой. Когда она это переварила, неё тоже вытянулась физиономия. Решив, что с меня хватит впечатлений, я отправилась домой, где меня ждал ужин, приготовленный братцем и уютные объятия Димы, а также цельная братцева компания, распевавшая в полутьме гостиной песни под гитару и распивавшая определённые напитки. Стадию весёлости они уже прошли и то, что они исполняли жизнерадостностью не отличалось.

Я уселась к Диме, который уже рыдал в три ручья, чмокнула его в щёчку и глотнула ближайшей ко мне бутылки. Это было нечто вкусное, не очень обжигающее. Мне понравилось, я выпила ещё, закусила печенюшкой, запила следующей порцией… Моё настроение резко поднялось, меня всё начало смешить: то, что я видела на дискотеке, компания восемнадцати — двадцатилетних парней, пускающих пузыри из слёз и соплей, как младенцы, бардак вокруг меня.

— И молода-ая не узнает, какой у парня был конец… — затягивал один, Саня, кажется.

Слово «конец» вызвало у меня определённые неприлично-смешные ассоциации. Я захохотала, как безумная и свалилась в истерике сначала на колени Диминым соседям, а затем, прежде, чем кто-нибудь успел меня подхватить — на пол, где продолжала кататься в безумном приступе хохота, я уже не могла дышать, живот мне свело судорогой. Какая-то добрая душа подняла меня, усадила на диван и влила в меня ещё стаканчик приятной жидкости. Зря. Я совсем слетела с катушек. Все границы, обычно сдерживавшие моё поведение, вдруг исчезли, мне стало легко и захотелось отколоть что-нибудь безумное, расшевелить эту тормозящую массу парней. Я включила музыку на полную, скинула всё со стола, залезла туда и стала танцевать, совершая не очень приличные телодвижения, слегка обнажая себя. Компания оживилась. Тут музыка кончилась. Раздались крики «Браво!», свист. Я слезла со стола, чтобы поставить другую кассету, но тут лёгкость в моей душе сменилась тяжестью, всё предстало передо мной красно-чёрным, мне стало жутко стыдно, хотелось куда-то провалиться, уйти подальше

отсюда. Я села рядом с Димой, спрятала лицо у него на груди и зарыдала. Дима, надо отдать ему должное, взял меня, как маленького ребёнка на ручки, прошептал что-то вроде «всё будет хорошо» и, не соображая, что делает, заставил меня выпить ещё порцию этого напитка, несмотря на мои протесты.

— Спаивают малолетних! — Завопила я, выливая содержимое стакана на голову Димы.

— Вот именно, — поддакнул Саня, — давай, Каринка, врежь ему промежь рогов и разливай.

Я съездила бедному Диме по затылку, тот возмутился. Я звонко чмокнула его. Затем я разлила напиток в стаканы всех присутствующих, мы выпили.

— Что-то все заскучали, — сказал Олег. — Саня, исполни что-нибудь на фортепьяно, пусть мадмуазель Карина станцует нам ещё что-нибудь!

— Канкан, — сказала я и выбежала переодеваться. Через минуту я уже была в комнате, одетая в декольтированную блузку и юбку, состоящую из полос, сшитых только наверху, и туфли на шпильках. Саня жестом пианиста из салуна открыл старое пианино с канделябрами и заиграл зажигательный танец родом из «Мулен Руж». Я начала отплясывать, что есть мочи, когда я в сотый раз вскинула ножку, с неё слетела туфля и полетела в публику, которая наблюдала за моими танцами, запивая винцом.

— Стриптиз, стриптиз! В студию! — радостно закричали ребята.

— Это не стриптиз, это ошибка сценария, — сказала я, хотя и была готова на стриптиз. Я уже потеряла последний стыд и чувствовала свою власть над ними, я слегка обалдела от такого количества симпатичных молодых людей, и Саня к тому же заиграл «Эмманюэль». Я вышла на середину и, подогреваемая свистом и апплодисментами, стала медленно раздеваться, кидая шмотки в сторону дивана. Наверное в тот момент я заткнула бы за пояс любую стриптизёршу. Под конец на мне остались одни трусики, молодые люди уже неистовствовали.

— Саня, что-нибудь быстрое! — заказала я панисту.

Тот послушался. Я полетела по комнате, откалывая безумные па и, наонец, рухнула в изнеможении к кому-то на колени.

Очнулась я у себя в кровати. Было уже поздно. Рядом со мной сидел Дима.

— Ты слегка перебрала, — сказал он, — поспи и всё пройдёт. Я уж волновался, что ты не очнёшься.

— Не уходи, мне страшно, — сказала я ему. — Если ты уйдёшь, я не знаю, что с собой сделаю!

Он наклонился надо мной и поцеловал, я закрыла глаза. Голова отяжелела, всё завертелось и куда-то провалилось…

«А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ..».

Не знаю, как у они, а я на следующее утро никак не могла сообразить, где я нахожусь и что вчера было. Единственной осмысленной идеей в моей несчастной голове было то, что мне срочно надо съесть солёный огурец, чо что бы то ни стало: в горле пересохло, голова, как-будто была проткнута множеством пульсирующих иголок. Я перелезла через безмятежно спящего Диму, который раскинулся настолько, что прижал меня к стенке итак не очень широкой кровати, слегка придавив. После пятиминутных трудов мне удалось оказаться на полу. Как зомбированная, я побрела по направлению к кухне. По дороге я заглянула в большую комнату. Там в различных причудливых позах и комбинациях почивали молодые люди во главе с моим братом. Затем я очутилась на кухне. Там был жуткий, не побоимся этого слова, срач. И нигде не было не то что солёных огурцов, а даже намёка на что-нибудь съестное или текучее, кроме воды в кране. Мне захотелось сорвать на ком-нибудь свою досаду. Я вернулась в комнату, где спала компания и растолкала своего брата, обрушив на него поток моей злости:

— Вот, вы меня вчера напоили, а сами, сволочи, всё подмели подчистую, не оставив даже бедной девочке опохмелиться!

— Да, а мне тут нормально поспать не дадут после попойки! — взвился мой братец. — Ходят тут всякие голодные шакалы, стучат зубами, будят ни в чём не повинных людей! Вечно ты бродишь по квартире в поисках чего-нибудь поесть, у тебя что, глисты?

— Привет с большого бодуна! Мне всего-то надо два глотка рассола, или один огурец! Когда ты с утра вставал в таком состоянии, я всегда тебе это подавала чуть ли не в постель! А ты!

— Врёшь! Чтобы ты мне хоть раз страдания облегчила! Ты назло мне громкую музыку включала.

— Да, я делала это, чтобы отучить тебя пить!

— Спасибо, мать моя!

Наша перебранка разбудила Саню, а затем и Олега.

— Дай ты ей огурец, — сказал Саня, — будь человеком, да и нам захвати.

— Ладно, только для тебя, — заскрипел Игорь. Он нехотя вышел из комнаты, затем вернулся с трёхлитровой банкой солёных огурцов (спасибо нашей запасливой бабушке), открыл её и выдал нам по огурцу, причём, когда я собиралась взять у него этот овощ, он отвёл руку назад, дразня меня. Наконец я выхватила огурец и мигом слопала его. Блаженство разлилось по моему телу.