Карл Маркс: Мировой дух
Шрифт:
За наследие Маркса сразу же началось соперничество в Германии, затем оно перекинулось в Россию. Ни в Англии, ни в Америке споров не будет, а во Франции они не примут большого размаха.
В октябре 1883 года Энгельс заболел, два месяца не вставал с постели и понял, что ему понадобится помощь, чтобы выполнить свою задачу. Именно в этот момент в Лондон приехал Карл Каутский, чтобы поздравить его с днем рождения. Молодой человек был тогда соратником Бебеля в Берлине. Каутский только что основал «Нойе цайт» («Новое время») — научный журнал немецкой партии. Он был врагом лассальянцев, почитателем Маркса и Энгельса, пылким читателем «Анти-Дюринга» и «Капитала». По собственному ли желанию он приехал? Может быть, он был прислан Бебелем? Во всяком случае, Энгельс посвятил его в расшифровку рукописей Маркса и представил Элеоноре, которая показала ему письмо 1837
В следующем, 1884 году Элеонора вместе с Эдвардом Эвелингом и писателями Уильямом Моррисом и Сэмюэлом Батлером вышла из Демократической федерации Генри Гайндмана, которая стала называться Социал-демократической федерацией; они основали Социалистическую лигу. В это же время при участии Джорджа Бернарда Шоу образовалось еще одно английское социалистическое движение — Фабианское общество, названное по имени римского полководца Фабия Максима Кунктатора (Медлительного), известного выжидательной тактикой в борьбе с Ганнибалом и избегавшего лобовых атак. В Англии тогда было три левых течения, основывающихся на идеях Маркса: социал-демократическое, социалистическое и фабианское. Фабианское общество, проповедовавшее марксистские идеи безнасильственного завоевания власти пролетариатом, двадцать лет спустя породит нынешнюю лейбористскую партию.
В том же году русский эмигрант Георгий Плеханов, основавший за год до того в Женеве первую русскую марксистскую организацию «Освобождение труда», перевел и переправил в Россию «Наемный труд и капитал» — небольшую популярную работу, написанную Марксом в Брюсселе в 1847 году и предназначенную для рабочих.
Энгельс попросил Хелен перенести к нему домой большую часть рукописей, оставшихся в жилище Маркса. Элеонора оставила у себя только личные письма и все, что было написано по-английски.
В 1885 году Каутский, несколько месяцев собиравший воспоминания немецких современников о Марксе, принял предложение Энгельса и переехал в Лондон со своей женой Луизой, австрийской сестрой милосердия. На самом деле его направила туда немецкая партия; его единственной целью было вернуть рукописи Маркса на родину, чтобы сделать их идеологическим базисом немецкой социалистической партии. Энгельс нашел Луизу привлекательной («У нее прелестная фигурка», — говорил он) и сделал своей экономкой. Очень скоро супруги прибрали к своим рукам «старого генерала» (Энгельса), рукописи Маркса и вообще «марксизм». Каутский опубликовал в «Нойе цайт» первые рассказы о Марксе с целью создания легенды: «Воспоминания рабочего о Карле Марксе» некоего Фридриха Лесснера, который встречался с ним в Берлине; статью Зорге о Марксе; а главное — мемуары Поля Лафарга, которые Каутский лично заказал мужу Лауры. Всё это послужило основой первой биографии автора «Капитала».
Приехав в Лондон, Каутский летом 1885 года набросал на бумаге с ужасающим предвидением несколько замечаний о немецкой социалистической партии для популяризующей марксизм книги, над которой он работал: «Почти все интеллигенты в партии <…> рассуждая о национальной идее, о возрождении старинного прошлого Германии и о колониях, заботятся на самом деле лишь об авансах правительству, о замене классовой борьбы властью „справедливости“ и выражают свое неприятие материалистической концепции Истории — марксистской догмы, как они ее называют». Этот уклон тридцать лет спустя приведет к созданию национал-социалистической партии.
Энгельс и Каутский немедленно взялись за работу и к концу года издали второй том «Капитала» у Отто Мейснера. Предисловие Энгельса уже было лживым: «Именно Маркс впервые открыл великий закон движения всемирной истории, закон, по которому всякая историческая борьба — совершается ли она в политической, религиозной, философской или в какой-либо иной идеологической области — в действительности является только более или менее ясным выражением борьбы общественных классов» [70] , тогда как Маркс всегда уточнял, что идеи, как и искусство, стоят вне классовой борьбы. И вторая ложь: «Этот закон имеет для истории такое же значение, как закон превращения энергии для естествознания». Таким образом, «марксизм» превратился под его пером в непреложную истину, тогда как Маркс, как мы видели, считал, что социальная теория — открытая
70
Энгельс Ф. Предисловие к третьему немецкому изданию работы К. Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» 1885 года.
В том же году Энгельс выступил в поддержку Лиги женских профсоюзов, которая начала отстаивать интересы женщин в мире труда.
Не он один искажал правду о Марксе. Элеонора не уступала ему в этом. В том же году она издала два памфлета своего отца против Пальмерстона («Разоблачения дипломатической истории восемнадцатого столетия» и «Историю жизни лорда Пальмерстона»), изъяв наиболее антирусские пассажи в угоду русским друзьям своего отца. В Париже более беспристрастная Лаура перевела на французский «Манифест Коммунистической партии», на сей раз непосредственно с немецкого. В том же году Лаура поддержала своего мужа и Жюля Геда, в третий раз представших перед судом — теперь уже за разговоры об «освободительном ружье». Гед заявил в свою защиту: «Я не отказываюсь ни от одного из своих слов. Но это ружье не было направлено против человека, шкура которого не важна нам ни много ни мало <…>. Это было ружье ваших великих дней, господа буржуазия, ружье 14 июля и 10 августа, ружье 1830 и 1848 годов, ружье 4 сентября 1870 года. Оно привело к власти третье сословие. И приведет к ней — по такому же праву — рабочий класс». В отличие от того, что произошло два года назад, на этот раз Жюля Геда и Поля Лафарга оправдали присяжные из народа. Положение изменилось: социалисты могут говорить с большей свободой. Теперь стало возможно даже издавать Маркса в Париже, не опасаясь цензуры. Кстати, в том году некий Габриель Древиль сделал первое краткое изложение «Капитала» на французском языке в «Очерке о научном социализме».
Энгельс продолжал разбирать собственные рукописи и работы своего друга совместно с Каутскими, которые ждали подходящего момента, чтобы переправить их в Германию. В следующем году он издал «Тезисы о Фейербахе» и в предисловии впервые употребил выражение «диалектический материализм», в то время как Маркс говорил о «материалистической диалектике». Разница существенная: диалектика — метод, материализм — философия. А теперь сама философия стала диалектической, то есть готовой допустить любые внутренние противоречия. Первый русский марксист Плеханов попытается выстроить из этого теорию с достаточно неясной формулировкой, допускающей разные толкования: «диалектический материализм» — это теория истины, по которой существует «противоречие между характером человеческого мышления, представляющимся нам в силу необходимости абсолютным, и осуществлением его в отдельных людях, мыслящих ограниченно. Это противоречие может быть разрешено только в бесконечном поступательном движении…». Иначе говоря, мы можем допустить противоречие, если нашей целью является применение утопии на практике… Или, другими словами, произвол законен, если служит революции. Вот вам пример глубокого искажения Маркса — от перемены слов местами.
Все так же увлекаясь театром, который она считала средством распространения социалистических идей, Элеонора переводила Ибсена с норвежского и «Мадам Бовари» с французского. Работала над новым переводом на английский «Капитала» по третьему немецкому изданию с помощью Эдварда Эвелинга, с которым жила, и Сэмюела Мура (юриста, друга Маркса, отказавшегося принять эмигрантов-коммунаров). Энгельс читал ее переводы. Все так же подверженная депрессиям, Элеонора, не видя возможности заставить своего спутника развестись, попыталась покончить с собой.
Энгельс решил, что настал момент для всех угнетенных классов и народов слиться в социалистическом Интернационале — новой семье, новой сущности народов, объединяющем рабочих и национальные меньшинства в единой борьбе с буржуазией. Тревожась о том, что антисемитизм (это словечко появилось недавно) начинает причинять ущерб немецкому рабочему классу, он говорит, что класс буржуазии сделал его «оружием пропаганды, чтобы отвлечь рабочие массы от антикапиталистических настроений». Он опасается, что ненависть к евреям отвлечет эксплуатируемые классы от революционной борьбы и направит их против лидеров революционных партий. Энгельс добавляет: «Возбуждая среди рабочих враждебность к евреям, буржуазия надеется тем самым сама избежать возмездия». Он называет рабочие партии авангардом рабочего класса.