Карл Великий
Шрифт:
– Да, нет же, клянусь! И можешь больше ко мне не приставать с подобными вопросами. Если гложет любопытство, спроси у Фулрода или коннетабля.
– Ага, как же! Мне что-то не хочется поджариваться на вертеле его меча. Ей-богу, длиннее ни у кого не видел.
– Ты, Харольд, многого не видел, – насмешливо начал Ганелон, но закончить фразу не успел.
Почувствовавший какой-то подвох, Харольд, не любивший насмешек, ткнул того в грудь огромным кулачищем.
– Но, но. Опять твои шуточки.
– Ну что ты, Харольд! – вскрикнул Ганелон, отскакивая в сторону и потирая ушибленную грудь. – Какие могут быть шуточки с такой молотилкой, как у тебя.
– У меня есть и железо, если ты вздумаешь продолжать, – мрачно сказал Харольд, все еще ожидая подвоха от язвительного Ганелона.
– Ну, этого-то я не боюсь, – рассмеялся тот.
В их кругу все знали, что Ганелон был первым меченосцем в своем возрасте, а частенько одолевал и тех, кто был старше и опытнее. И хотя Харольда судьба наградила огромной физической силой, здесь она бы ему не помогла. Против Ганелона мог с успехом сражаться лишь Ольвед. Не уступая ему в мастерстве, он побеждал его хладнокровием.
– Так что же ты все-таки хотел поведать Харольду или, может, всем нам? – Спокойный, как всегда, Ольвед задал этот вопрос, сглаживая начинающуюся было ссору.
– Если бы этот медведь дал мне сразу договорить, вы бы услышали, что для нашего друга Шарля купили красные башмаки у одного мавританского торговца. Да еще выложили за них целую кучу денариев.
– Подумаешь, красные башмаки! Ну и что? Это ведь не деревянная колода, чтобы спровадить нашего друга Шарля в последний путь, – усмехнулся Ольвед.
– А ты, оказывается, тоже можешь неплохо пошутить, – захохотал Ганелон.
– Конечно! Не все же тебе развлекать нас. Или Харольду рассказывать свои лесные истории и легенды.
– Башмаки? Красные? Зачем? – Шарль сыпал одним вопросом за другим.
– А затем, мой наивный Шарль, что ты с недавних пор сын короля. Историю надо учить. Или твой зануда Фулрод тоже поглупел, – насмешливо проговорил Ганелон.
Шарль мысленно поклялся отплатить ему за очередную колкость «с недавних пор», но сдержался и спросил:
– Ну ты, Геродот, может, просветишь?
– Охотно, если этот медвежатник не будет пускать в ход свои кулаки, а ты, дружище Шарль, не лишишь меня своего благорасположения.
Ганелон явно издевался, но Шарль и на этот раз сдержался, так велико было его желание узнать, что готовится.
– Я тебя потом лишу за что-нибудь еще, а сейчас выкладывай.
– Так вот. Красные башмаки полагается надевать императорам во время коронации. Дошло?
– Фью! – присвистнул Ольвед. – Так вот что готовится?
В то время как Харольд и Оврар очумело глядели то на Шарля, то на Ганелона, со стороны дворца послышалось:
– Шарль! Шарль! – И показался аббат Фулрод.
– А вот и подтверждение моим словам, – расхохотался Ганелон.
– Шарль, – аббат слегка задыхался, – пойдем со мной. Отец зовет тебя.
Войдя во дворец, Шарль направился сначала к матери, намереваясь задать ей несколько вопросов, и застал ее примеряющей новое платье из блестящего шелка с золотым шитьем, плотно охватывавшее шею и запястья и ровно ниспадавшее книзу. Было видно, что ей трудно и непривычно в нем двигаться. Но также было заметно, как она радовалась при этой примерке, как гордо старалась вышагивать. В этом платье Бертрада была необыкновенно хороша, и Шарль не смог сдержать чувства восхищения матерью. А та чуть преклонила колено, так, ей казалось, делают настоящие аристократки, и улыбнулась сыну.
– Мама! Мама! Какая же ты красивая!
– Да, это так, сын. Впрочем, тебе тоже надо переодеться. Предстоит церемония. Пройди к отцу, он ждет тебя.
Шарль прошел в комнату отца и застал того с малюткой Карломаном на руках.
– Собирайся, Шарль. Предстоит церемония торжественной коронации. Святой Отец, Папа Римский, согласился помазать меня на царство, а также и вас, тебя и Карломана.
Шарль так и не понял до конца, что все-таки предстоит, но выяснять не стал, решив, раз он в этом участвует, то все увидит собственными глазами. Тем более отец никогда не любил лишних вопросов.
В тот же день весь двор снялся с места, а за ним потянулись толпы любопытствующих.
Неподалеку от Парижа находился монастырь Святого Дениса, или Дионисия, как называли его оставшиеся здесь потомки галло-римского населения. Святого Дениса-мученика, принявшего смерть лютую через отсечение головы, но не отступившего от веры Христовой, провозгласили покровителем Парижа. Его святейшество Стефан уже был там и ждал их к вечерней мессе.
По окончании мессы Бертрада попросила Шарля остаться с ней и помолиться на ступенях алтаря. Мальчик, и так чрезмерно взволнованный всем происходящим, хотел побродить по окрестным лесам и успокоиться.
– Останься со мной, прошу тебя, – сказала Бертрада и мягко добавила: – Может статься, дорогой мой сын, скоро придет время, когда ты не сможешь поступать только так, как ты хочешь, так, как ты делал до сих пор.
Для полной уверенности, что он останется, она взяла его неловкую руку своими мягкими пальцами. От нее исходил запах чистых волос и свежего полотна. И он остался. Зажженные свечи являли чарующую мозаичную картину в апсиде. Там обезглавленный святой Денис шел забирать свою голову из-под ног дюжего меченосца. Многие из тех, что остались, с восхищением смотрели на блистательную женщину и рослого мальчика, стоящих на коленях и погруженных в молитву. Худенькая стройная девочка, его сестра, с веснушками и распущенными волосами, подошла к Шарлю. Ее серые глаза были устремлены на него в немом обожании. Не обращая на сестру никакого внимания, он склонил голову с королевским достоинством и застыл рядом с матерью.
Шарль стоял на коленях перед усыпальницей святого Дениса и не сомневался, что тот сейчас у трона Господа нашего всесильного и всемогущего. Но перед глазами его вставала и другая картина: коленопреклоненный Стефан, призывающий на помощь силу оружия.
Меч и вера. Которая из этих сил возобладает? Или обе они должны идти рядом, рука об руку, и тогда только восторжествуют и создадут Царство Божие на земле?
2
День церемонии выдался солнечным и жарким. Сухой сладковатый запах сена доносился с придорожных полей. Шарль всегда называл июль месяцем сена. В полях никто не работал, потому что все собрались у церкви Святого Дениса, толпясь вокруг. Каменное здание не могло вместить всех желающих поглазеть. До них доносились трубные звуки нового органа. Инструмент прибыл из далекого Константинополя, и, хотя он шипел и хрипел, не услышать его мог только мертвый, да и тот бы, наверное, поднялся, потому что орган звучал как труба архангела.