Карл XII. Последний викинг. 1682-1718
Шрифт:
Карл так упорно продолжал «болеть», что действительно серьезно расстроил свое здоровье неподвижным образом жизни. 11 месяцев он провел в совершенном бездействии и забвении. Во всей Европе его считали умершим; в Стокгольме о нем не получали никаких известий и не знали, что думать. Один поэт даже написал стихотворение, в котором уверял, что Господь таким образом наказывает шведский народ за его грехи. Наконец сенат в полном составе явился к Ульрике Элеоноре и предложил ей возглавить регентство. Она вначале согласилась, но затем, увидев, что сенаторы во что бы то ни стало хотят заключить мир с
Карл смотрел на сенат как на толпу слуг, которые хотят управлять поместьем в отсутствие хозяина. «Во время тридцатилетнего, строгого и неограниченного правления, в продолжение которого свобода печати и слова была подавлена, в Швеции вышло из обычаев у подданных – говорить чистую, неподкрашенную правду, у королей – выслушивать ее, а у тех и у других – принимать ее к сердцу», – пишет Фриксель. Вскоре в Стокгольм пришло письмо, содержавшее уже упомянутое обещание Карла прислать царствовать свой сапог, у которого сенаторы должны будут спрашивать позволения на те или иные поступки. Сенаторы выразили свой верноподданнический восторг: значит, король жив!
Между тем надежды на вовлечение Турции в новую войну с Россией становились все призрачнее. Сулеймана-пашу сменил Ибрагим-молла, который вскоре был втихомолку задушен. Место великого визиря стало настолько хлопотным и опасным, что в течение полугода никто не осмеливался его занять. Наконец селяхдар решил облегчить всем жизнь и потребовал его для себя.
Карл понял, что теперь его лежание на диване может продлиться до скончания века, и весной 1714 года стал поговаривать об отъезде в Швецию. Дезальер передал эти слова великому визирю. Кёмюрджю усмехнулся:
– Ну что же, разве я не говорил, что не пройдет и года, как шведский король захочет уехать? Скажите ему, что он может по своему желанию либо уехать, либо остаться; но если он решит уехать, то пусть твердо назначит день отъезда и не устраивает нам здесь таких же хлопот, как в Бендерах.
Все лето шведы провели в сборах и поисках денег. Гротгузен занимал у кого только было можно; он обратился и к визирю, но тот был неумолим:
– Султан умеет дарить, когда хочет, но ниже его достоинства давать взаймы. Твоего короля снабдят всем необходимым. Может быть, Высокая Порта и подарит ему золото, но на это нечего точно рассчитывать.
1 октября все было готово к отъезду. Султан подарил Карлу просторную алую палатку, вышитую золотом, саблю с драгоценной рукоятью и 8 арабских лошадей в роскошной сбруе; шведскому отряду были выделены 60 повозок с припасами и 300 лошадей. На радостях султан даже обещал покрыть долги короля, правда, лишь капитал, но не проценты, так как ростовщичество по мусульманским законам было запрещено. Карл счел последнее предложение султана оскорбительным и предложил кредиторам ехать вместе с ним в Швецию, обещая заплатить им сполна, включая дорожные расходы. Многие ростовщики приняли его предложение и действительно приехали в Стокгольм, где сенат позаботился, чтобы им заплатили причитающуюся сумму.
Турки хотели везти Карла не спеша, маленькими переходами, чтобы показать ему свое уважение. Но Карл вставал в три часа утра, будил янычар и приказывал выезжать. Своему окружению король говорил, что таким образом мстит туркам за бендерское дело.
В Тарговицах, на границе Трансильвании, у Карла кончились деньги, и он послал
Получив деньги, Карл отпустил турецкий конвой и весело заявил свите, что дальше он поедет с одним провожатым. Местом встречи он назначил Штральзунд, расположенный в 1200 верстах от Тарговиц. Король надел черный парик, шляпу с золотым галуном, серый камзол, синий плащ и под именем немецкого офицера покинул испуганную свиту.
Его сопровождал молодой драбант Дюринг. К концу первого дня пути он так измучился, что упал в обморок на одной из почтовых станций, где они меняли лошадей. Когда он очнулся, Карл спросил, сколько у него с собой денег. Дюринг ответил, что около 1000 далеров.
– Дай мне половину, – сказал Карл. – Я прекрасно вижу, что ты не в состоянии следовать за мной. Я доеду и один.
Дюринг умолял дать ему три часа отдыха, после чего обещал не отставать от короля. Но Карл настоял на своем. Тогда Дюринг сказал станционному смотрителю, что его спутник приходится ему двоюродным братом, и попросил выдать ему лошадь похуже, а самому Дюрингу через три часа приготовить экипаж с отдохнувшими лошадьми, чтобы он мог нагнать родственника. Он сунул смотрителю два червонца, и тот согласился выполнить его просьбу. Карлу дали прихрамывавшую лошадь, на которой он и уехал поздно вечером, несмотря на снег с дождем. Дюринг отоспался и на рассвете в коляске нагнал короля: Карл бросил лошадь и добирался пешком до ближайшей станции. Дюринг окликнул его; Карл забрался в коляску и сразу уснул. Дальше они ехали вдвоем.
Несмотря на инкогнито, Карл выбирал для проезда только те земли, которые не находились под властью союзников. За 16 дней он проехал Трансильванию, Венгрию, Австрию, Баварию, Вюртемберг, Вестфалию, Мекленбург, Гессен, Франкфурт и Ганновер, нигде не останавливаясь, и 21 ноября в час ночи постучался в ворота Штральзунда. Часовому Карл сказал, что он курьер шведского короля и что у него спешное дело к коменданту Дукеру. Часовой возразил, что уже поздно, комендант спит и курьеру придется подождать до рассвета. Карл настаивал, что дело важное и что если его не пропустят сейчас же, то завтра весь караул будет наказан за промедление. Часовой передал эти слова сержанту, который почел за благо все-таки разбудить коменданта. Дукер принял «курьера» в постели и спросил его, что слышно о короле.
– Что это, Дукер? – улыбнулся Карл. – Самые верные мои подданные меня забыли?
Дукер выпрыгнул из постели и со слезами обнял его колени. Новость мгновенно разнеслась по городу; горожане высыпали на улицы. Отовсюду слышался один и тот же вопрос: «Правда ли, что король здесь?» Город озарился иллюминацией и светом тысяч факелов, орудия гремели, не умолкая.
Короля отвели в спальню. Оказалось, что у него нет нижнего белья, а его ноги так распухли, что пришлось разрезать ботфорты. Немного поспав, Карл отправился осматривать городские укрепления и в тот же день издал указ о возобновлении более активных, чем когда-либо, военных действий против Августа и Петра.