Карл XII. Последний викинг. 1682-1718
Шрифт:
Протокол о смерти короля не был составлен, что породило слух о том, что Карла убили выстрелом со стороны шведских траншей. Личный врач короля Мельхиор Нейманн, которому поручили бальзамирование тела, объявил, что пуля попала Карлу в левый висок (то есть выстрел был произведен со стороны крепости). Но солдаты, которые несли тело короля, утверждали, что они видели рану на правом виске, – это означало, что стреляли из шведской траншеи. Подозрение в убийстве короля пало на Сикье, который однажды во время горячки будто бы покаялся в содеянном; называли и другие имена. В 1746 году шведское правительство сочло необходимым произвести
Однако попытки доказать обратное не прекращались. В 1907 году некий доктор Нистром, желая доказать, что шведские траншеи были вне досягаемости огня норвежских бастионов, воспроизвел события 11 декабря. По его просьбе из ружья времен Карла XII были произведены 24 выстрела со стороны крепости по мишени, укрепленной на месте шведских траншей. Результат оказался неожиданным для доктора и других сторонников версии о предательском убийстве короля: 13 пуль пронзили мишень.
После гибели короля сенат произвел государственный переворот. Герц был арестован и казнен за злоупотребления властью. Риксдаг избрал Ульрику Элеонору шведской королевой с тем, однако, чтобы она отказалась от наследственных прав на престол; вскоре она уступила престол своему мужу на тех же условиях.
Мирные переговоры с Россией прекратились. Шведское правительство, понадеявшись на обещания Георга о помощи, решило продолжать войну. Понадобилось двукратное опустошение русским флотом побережья Швеции (в 1719-м и 1720 годах), прежде чем Петр, увенчанный императорским титулом, смог сказать: «Все ученики науки в семь лет оканчивают обыкновенно; но наша школа троекратное время (т. е. 21 год. – С.Ц.) была, однако ж, слава Богу, так хорошо окончилась, как лучше быть невозможно».
К тому времени о Карле уже вспоминали как о схлынувшем наводнении или как о тревожном сне, некогда смутившем покой души.
Что же осталось от Карла XII? Громкое имя, которое звучит в ушах, как пушечный выстрел, но не волнует ни сердце, ни сознание, блеск славы, поражающей своим бесплодием. Его блуждающая армия прошла по Европе, как племя кочевников, не принеся с собой ни новой религии, ни идеи, ни цивилизации, и исчезла, погребенная под развалинами сотрясенного ею мира. Кажется, что Карл явился только для того, чтобы подтвердить китайскую мудрость: «Великий человек – общественное бедствие»; впрочем, его шпага была скорее инструментом военного артиста, чем оружием великого человека. Такие характеры вызывают изумление, без желания им подражать, ибо их добродетели, по словам Вольтера, доведены «до крайности, где они становятся столь же опасными, как и противоположные им пороки».
Карл принадлежит к тем историческим личностям, которые действуют только на наше воображение. Значение этих людей состоит, вероятно, в том, что они своей
Но если Роланд стал западноевропейской легендой, а Аттила даже евразийской, то Карлу XII, с его «викингским нравом» (Wikingersinn), подмеченным уже некоторыми его современниками, никогда не суждено выйти за пределы шведского эпоса. Это был сугубо национальный тип, который в эпоху «просвещенного абсолютизма» уже являлся доисторическим типом, последним викингом, заблудившимся в чуждом ему мире. По каким-то загадочным, не поддающимся историческому анализу причинам на первые десятилетия новой истории Швеции лег яркий отблеск скандинавской древности, чью суровую поэзию так хорошо почувствовали и воспроизвели шведские историки и поэты XIX века. Так, Стрингольм писал: «Во всех предприятиях, на которые подстрекала викинга врожденная склонность, много было совершено храбрых дел… Викинг, в уме которого всегда гнездились смелые замыслы, избирал что-нибудь одно – победу или смерть. То и другое приводило к цели. Смерть казалась ему путем к бессмертию, жизнь – борьбой за достижение этой цели. Вся его жизнь была сцеплением военных подвигов и приключений; он искал опасностей и считал отрадой преодолевать их. Море было знакомо ему с детства, и в душе его отразился великий образ этой стихии: его замыслы получили огромные размеры, его стремления и надежды, подобно океану, не знали границ. Встречались невзгоды – он переносил их, не унывая. В бурях, в лишениях, во всяких случайностях он не падал духом и был равно готов на погибель и на счастье. Изведав все превратности судьбы в постоянных походах на море и на суше, привыкнув сражаться с опасностями и полагаться только на себя, он усвоил себе хладнокровие, присутствие духа и сметливость, выручавшие его в опасные минуты. Ему незнакомо было отчаяние ни посреди волн и утесов, ни в трудных положениях на суше. Не было столь смелого и опасного подвига, на который не решился бы викинг со своим бесстрашием и презрением к смерти. Религия и предки внушили ему правило, что мир принадлежит тем, кто храбрее, что лучше искать славы и чести, нежели доживать до глубокой старости, и что всего славнее жить и умереть с оружием в руках».
Именно эта эпоха была духовной родиной Карла XII, именно ее жестокие доблести жили в его душе. И потому, несмотря на молитвенник, найденный после смерти в кармане его мундира, он должен был попасть не на христианское небо, а в кровавый рай скандинавской мифологии, где воители каждый день рассекают друг друга на куски, а вечером, собрав свои разбросанные члены, пируют вместе за столом Одина, едят из одной тарелки сало вепря Серимнера и провозглашают тосты, поднимая черепа с пенным пивом.