Карлики
Шрифт:
Будь уборщица полюбопытнее, она не преминула бы заглянуть в замочную скважину и тогда б ей открылось странное зрелище: полуголый молодой человек торопливо вышагивает взад и вперед по комнате, бормочет какие-то непонятные слова, время от времени нагибается к клавиатуре Вычислителя, тыкает в нее пальцем, затем смотрит в экран и с заговорщическим видом удовлетворенно ухмыляется. Следующая сцена привела бы старушку в священный трепет: цифры на экране сменились нотным станом, и молодой человек, поглядывая в ноты, замурлыкал себе под нос неизвестный на Земле мотивчик.
И тогда бы она, конечно,
Но старушка была не любопытна, и Марку все сошло с рук. В начале четвертого утра он выключил Вычислитель, выпил стакан молока из холодильника и отправился спать. Ему и вправду нужно было отдохнуть, ведь путь предстоял неблизкий - на двадцать лет корабль со странным названием "Свирепень" покидал Землю, чтобы со скоростью в девять десятых от скорости света сгонять до Альфы Кентавра и обратно.
По поводу названия корабля шутники рассказывают вот какую историю. Проект экспедиции назывался просто: "Миссия Альфа Кентавра". Имя же кораблю, ввиду важности и уникальности предприятия, следовало выбрать путем добровольной лотереи, проводимой среди выдающихся ученых и путешественников. С другой стороны, традиционно название корабля, вместе с изображением талисмана, наносят специальной, сверхустойчивой переводной картинкой чуть ниже командного отсека и чуть выше кормы. Панцирь для корабля ковали в Туле - почему, никто не знает. Тамошние умельцы, не долго думая, нанесли понравившееся им название на свежевыкованный корпус будущего звездолета и, тем самым, закрыли проблему. Сперва их хотели наказать, а панцирь - перековать, но потом оставили все как есть - пока искали виновных, к названию успели привыкнуть. Следует только заметить, что люди серьезные в эту историю нисколько не верят.
– Ну как? Готов?
– спросил его за завтраком Вилли Вул-шитер - командор "Свирепеня". Вопрос не подразумевал иного ответа, чем "Да, командор" или "Чтоб я сдох, если не так, сэр" или чего-нибудь в таком духе. Физиономия самого Вулши-тера излучала готовность нести возложенную на него миссию куда угодно и зачем угодно. Если бы он не полетел на Альфу Кентавра, то непременно бы снялся в каком-нибудь фантастическом боевике: "Командор, Земля в опасности. Вы готовы пробить головою несущийся на нее метеорит и, тем самым, остановить его". "Да, но дайте прежде проститься с моим отцом ему я обязан своим умением работать головой". Тут, конечно, аплодисменты, слезы умиления и все такое прочее. Справедливости ради следует сказать, что один подвиг Вилли Вулшитер уже совершил: он добровольно согласился переночевать в тринадцатом боксе.
"Может ли быть человек готов, если не знает, что ему уготовано... " размышлял Марк, пережевывая сухой кренделек с маком. Этой мысли не суждено было остаться в истории, но зато всем хорошо запомнился его ответ своему командиру:
– Нет, сэр, я еще не допил мой кофе.
Заслышав такое, все вокруг заулыбались. Слова Марка были тут же записаны представителями прессы, присутствовавшими на прощальном завтраке. Члены экипажа попросили еще по чашке черного кофе, но им, разумеется, было отказано - лишний кофеин вреден при стартовых перегрузках. Официальные проводы состоялись позавчера, сегодня же экипаж сопровождали лишь сотрудники космических служб, ближайшие родственники и немногочисленные журналисты - все было почти по-семейному.
Приятный женский голос объявил по Космопорту кучу всевозможной полезной информации: где производится посадка экипажей, куда девать багаж (его надлежало брать с собой, в конце концов, это же не обычный гражданский космодром), где получить медицинскую консультацию тем, кто плохо переносит стартовые перегрузки, и где могут купить страховку те, кто плохо переносит полеты вообще. Сегодня космодром был закрыт для плановых рейсов, и объявление звучало несколько некстати. Особенно, что касается страховки.
Момент расставания приближался. Бортинженер, слывший сердцеедом, черкнул несколько строк в альбом одной из своих многочисленных поклонниц. Каким образом поклонница смогла пробраться сквозь полицейское оцепление, так никто и не понял. Она отдала себя в руки охраны только после того, как в ее альбоме появилось следующее четверостишие:
Бредя по тропинкам запутанных дней Одного я только боюсь: Тебя не застану, когда вернусь, Если, конечно, вернусь...
– Незатейливая аллюзия на "парадокс двух близнецов". Днем позже находчивая поклонница продала стишок одному крупному изданию. В течение месяца экспромт бортинженера обошел все центральные газеты. Желтая пресса прав на перепечатку не получила, поэтому обзывала стих не иначе как "усь-усь-усь" - цинично и неостроумно.
Вера, по единодушному мнению, самый симпатичный член экипажа, приняла на память небольшой подарок - плюшевого Космического Зайца, но Главный Санитарный Инспектор тут же отнял его у девушки, а затем отправил ее мыть руки с мылом. Зайца инспектор оставил себе, и пятеро его детишек играли с ним, пока у зайца не оторвались его Космические Уши.
– Помнишь, ты спрашивал про надпись на пилоне Космопорта?
– шепотом спросила Вера и тайком вытерла об себя руки - стерильные полотенца были давно упакованы.
– Ну спрашивал..
– тоже шепотом подтвердил Марк.
– Надпись означает: "Приходи в мире, чтобы ты мог соединиться с твоим домом - твоим горизонтом на Земле" Это из древнего рамессидского текста.
– Что ж, отсюда можно заключить, что пассажиры Космопорта либо сплошь фаталисты, либо не знают древнеегипетского...
– Нет, ты не понял. Для древних египтян храм был границей между небом и землей - так же как для нас - Космопорт. 2222
– Это тебе в туалетной комнате нашептали?
– усмехнулся Марк.
– Да ну тебя...
– сказала Вера и повернулась к фотографам. Защелкали камеры.
С Верой он познакомился пять лет назад, и на нынешние события их встреча повлияла так, как порою настоящее влияет на прошлое. В то время оба они проходили стажировку в Цойтане, в филиале Объединенного Института Всего Сущего. Марк - в лаборатории Сущего Высоких Энергий, Вера - на отделении Биосущего. Верины каштановые волосы тогда еще не были коротко острижены, а мудрые морщины возникали на лбу у Марка, лишь когда он специально для этого хмурил брови.