Карлотта Кортес
Шрифт:
Не ошибается ли он?
Нет, все верно.
Откуда-то издалека донесся голос Пабло:
— Что случилось, амиго? У вас какой-то странный вид.
Дарелл повернул голову, но ему было не до парня. Итак, решение принято. Жутко, но другого выхода нет. Степень риска огромная, просто непостижимая. Стоп, больше никаких размышлений, иначе вряд ли совершит задуманное. Ни один смертный не имеет права брать на себя такую ответственность. А он отважился.
— О чем вы думаете? — спросил Пабло.
Дарелл
— Я пойду туда. И заберу у него бомбу.
20
В кухню только что поступил доклад Йенсена из порта в Джерси. В отеле опять зашевелились. К пакгаузу подошла моторка, а грузовик поставили на пирс задом к воде. Катер береговой охраны, следуя строгим инструкциям, не вмешивался.
Дарелл отозвал в сторону Барни Келза и кратко объяснил свой план. Барни слушал, уставившись в одну точку на стене, и походил на человека, заглянувшего в вечность.
— Не знаю, Сэм. Уж больно рискованно.
— Кто-то должен это сделать.
— Какая разница — кто, — возразил Келз. — А если ошибка или промах, ты положишь не только свою голову, Сэм. Погибнешь не только ты…
— Но если мы будем сидеть сложа руки, не сдавался Дарелл, он все равно взорвет адский механизм. Неужели упускать единственно возможный шанс?
— Нет. Я не знаю. Я не могу решать.
— А если начнем эвакуацию людей, Перес испугается, что жертвоприношение не состоится. И тогда…
— Не знаю даже, что и сказать, Сэм.
— Нам необходимо только сверить часы, — упорствовал Дарелл.
Они посмотрели на циферблаты, и Барни перевел стрелку на минуту.
— Мне потребуется двадцать минут, чтобы добраться туда без излишней спешки. Нужно, чтобы все сработало по четкому плану.
— А как насчет слуг? В доме мужчина и женщина — Карлос и Муро.
— Перес о них не упомянул. Следовательно, напрашиваются два варианта: либо он поставил их сторожить на первом этаже — это я сразу же замечу и уйду, либо они спят глубоким сном и даже не подозревают, что Перес вернулся. Если они спят, придется позаботиться, чтобы не помешали.
Келз пребывал в глубокой задумчивости, лицо его побелело.
— Отсчитаю двадцать минут с того момента, как ты выйдешь отсюда, потом звоню Пересу. Зачем?
— Только затем, чтобы он подошел к телефону.
— А что ему сказать?
— Попроси передумать. Говори о мирных жителях города. Призови не помощь все свое красноречие. Неси все, что взбредет на ум, только удержи его у телефона!
— Ничего не соображаю, — молвил Барни. — Мне нужно выпить.
— Позже.
— А будет ли это «позже», Сэм?
— Послушай, от стола до телефона на стене около десяти футов. Голову
— И ту сумеешь это сделать?
— Надеюсь, — сказал Дарелл.
Барни схватился за спинку стула.
— Неужели не удастся вывезти из этого района как можно больше людей, прежде чем ты начнешь действовать?
— Нет. У нас нет времени и нельзя вызывать у Переса ни малейшего подозрения. А это случится, как только по-соседству послышится какой-нибудь шум.
— Я думаю о Бетси, — с трудом произнес Келз, не спуская с Дарелла глаз.
— Бетси?
— Моя жена. Я живу в трех кварталах отсюда. И двое моих сыновей спят сейчас. Одному — восемь, другому — три. Я люблю их, Сэм.
Дарелл не знал, что ответить.
— Тебе решать, Барни. Ты волен уйти, если хочешь. Вывези их. Кто-то ведь останется и сделает этот телефонный звонок.
Келз затряс головой.
— Нет. Я не побегу. Я сделаю все, что нужно.
Дарелл отправился переговорить с Виттингтоном. Тот сидел и смотрел на него так же, как недавно Келз.
— Но нам следует дождаться экспертов-атомщиков, — сказал он. — К тому же вот-вот явятся люди из Вашингтона.
— Они нам сейчас, что мертвому припарка. Они могут провести дезактивацию, вынуть из бомбы взрыватель — вот и все. Здесь нужен специалист другого класса.
Виттингтон поднял на него потухший взгляд:
— Ты, что ли?
— Меня этому учили, — сказал Дарелл. — Если вообще есть какой-нибудь резон в моем существовании, то сейчас тот самый момент, когда я должен это доказать.
Виттингтон произнес с сомнением:
— Очень рискованно, Сэм.
— Но возможно.
— Ты не имеешь права подвергать такой опасности людей вокруг нас…
— Они уже в опасности, которая возрастает с каждой минутой. Перес рванет бомбу. О'Брайн так считает, и я тоже. Пересу ничего другого не остается. Он не поднимет лапки кверху, когда истечет срок, не пойдет в тюрьму. Не на того напали.
— Ты не можешь этого знать.
— Надеяться, будто он добровольно сдастся, — такой же риск, как и разрешить мне провернуть это дело.
Виттингтон сидел за столом и, уставившись в пол, машинально тер большой нос, похожий на клюв. Часы пробили половину четвертого. Скоро начнет светать и тогда о подобной операции нечего и мечтать.
Старик сказал с отчаянием:
— Никогда не думал, что придется принимать такое решение. Это неправильно. Мне почти семьдесят. Речь не обо мне или о моей жизни. Но все эти люди…