Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)
Шрифт:
— А я знаю одного такого, кто собирается немного пофилюрить именно сейчас, — сказал он и выстрелил из револьверчика. Эхо от выстрела разнеслось по крышам, а Карлссон закричал:
— Откройте, полиция!
Рулле и Филле вскочили с пола, словно им подпалили брюки.
— Булле, реги! — закричал Филле.
Он хотел крикнуть: «Рулле, беги!», но когда Филле пугался, он всегда переставлял буквы.
— Шыстро в бкаф! — заорал он, прячась вместе с Рулле в шкафу.
Они громко
— Меня просили передать, что Рилле и Фулле нет дома, да, их нет, они не дома, они ушли!
После того как Карлссон и Малыш вернулись обратно на крылечко, Малыш долго сидел, повесив голову. Ему было совсем не весело; он понимал, какое тяжелое время ему предстоит. Ведь ему надо охранять Карлссона, который так неосторожен; к тому же совсем близко от него, за углом, живут такие типы, как Рулле и Филле. А тут еще фрёкен Бокк и дядя Юлиус… ой, он же совсем забыл рассказать об этом Карлссону!
— Послушай-ка, Карлссон! — начал было Малыш. Но Карлссон его не слушал. Он снова решил попировать и принялся за булочку. В эту самую минуту он как раз хлебал сок из маленькой голубой кружечки, которая некогда принадлежала Малышу, но Малыш подарил ее Карлссону на его предыдущий день рождения три месяца тому назад. Он крепко держал кружечку обеими руками, как делают маленькие дети, но неожиданно все-таки уронил ее, точно так же, как это делают маленькие дети.
— Ой! — воскликнул Малыш, потому что это была маленькая хорошенькая голубая кружечка, которую вовсе незачем было разбивать.
Да она и не разбилась. Как раз когда кружечка пролетала мимо ног Карлссона, он ловко поймал ее, зажав большими пальцами ног. Дело в том, что башмаки он снял и его большие пальцы торчали из драных носков в красную полоску, словно две маленькие черные колбаски.
— Отгадай, у кого самые лучшие на свете большие пальцы ног? — спросил Карлссон.
Любовным взглядом окинув маленькие черные колбаски, он долго забавлялся тем, что попеременно то высовывал их из дыр носков, то прятал, все время сгибая и разгибая пальцы.
— Послушай-ка, Карлссон, — снова попытался было заговорить с ним Малыш, но Карлссон перебил его.
— Вот ты умеешь считать, — сказал он. — Как, по-твоему, если я стою десять тысяч крон, то сколько пятиэровых монеток могу я получить только за свои большие пальцы?
Малыш рассмеялся:
— Не знаю. Ты что, собираешься их продать?
— Да, — сказал Карлссон. — Тебе. Ты получишь их совсем задаром, поскольку они уже немного ношенные. И… — задумчиво продолжал он, — как будто чуточку грязные.
— Ты в своем уме? — удивился Малыш. — Ведь ты не сможешь обойтись без больших пальцев!
— А разве я это говорил? Они по-прежнему останутся у меня, но в любом случае будут считаться твоими. Я просто одолжу их у тебя.
Положив ноги на колени Малышу, чтобы Малыш понял: большие пальцы его ног — все равно что уже собственность Малыша, он стал его уговаривать:
— Подумай только, всякий раз, когда ты их увидишь, ты сможешь сказать: «Эти маленькие хорошенькие большие пальцы — мои». Разве это не здорово?
Но Малыш не желал заключать никаких торговых сделок, не желал покупать большие пальцы Карлссона. Но все-таки пообещал дать Карлссону пятиэровики, все, которые только были в его копилке. И наконец сказал то, что уже давно собирался ему сказать:
— Послушай-ка, Карлссон, отгадай, кто будет присматривать за мной, пока мама и папа путешествуют?
— Думаю, самый лучший на свете при-сматри-вальщик за детьми, — ответил Карлссон.
— Ты имеешь в виду себя? — спросил Малыш, хотя очень хорошо понимал, что именно это и имел в виду Карлссон.
И Карлссон кивнул в знак согласия.
— Да, и если ты назовешь мне еще лучшего при-сматри-вальщика, чем я, получишь пять эре.
— Фрёкен Бокк, — сказал Малыш.
Он боялся, что Карлссон рассердится! Ведь мама пригласила к ним фрёкен Бокк, в то время как самый лучший на свете при-сматри-вальщик за детьми жил совсем рядом на крыше! Но, как ни странно, вместо этого Карлссон очень оживился, пришел почти что в восторг.
— Ха-ха! — только и сказал он. — Ха-ха!
— Что ты хочешь сказать этим: «Ха-ха! Ха-ха!»? — обеспокоенно поинтересовался Малыш.
— Когда я говорю: «Ха-ха!» — я и хочу сказать: «Ха-ха!» — заверил его Карлссон, глядя на Малыша сверкающими глазами.
— А еще приезжает дядя Юлиус, — сообщил Малыш. — Ему надо к доктору и пройти курс лечения, потому что у него по утрам немеет все тело.
И он рассказал Карлссону, какой тяжелый человек дядя Юлиус и что он проживет в их квартире все время, пока мама и папа путешествуют на белом пароходе, а Буссе и Беттан разъедутся в разные стороны.
— Не знаю, что и будет, — со страхом сказал Малыш.
— Ха! — воскликнул Карлссон. — Они проведут две недели, которые никогда не забудут.
— Ты о папе с мамой или о Буссе с Беттан? — спросил Малыш.
— Я о Домокозлючке и о дяде Юлиусе, — сказал Карлссон.
Тут Малышу стало еще страшнее. Но Карлссон ободряюще похлопал его по щеке:
— Без паники! Только без паники! Будем играть с ними в разные веселые игры, потому что мы самые веселые на свете… по крайней мере я.