Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)
Шрифт:
— Ведь это же глупо — кончить фигурить, когда я только-только начал приободрять фрёкен Бокк, — говорил он. — Еще немножко, и у нее бы поднялось настроение, она стала бы веселой и игривой, как морская львица, это уж точно.
Перейдя к окну, он стал, как всегда, выковыривать персиковую косточку из цветочного горшка, чтобы посмотреть, насколько она проросла. Малыш тоже подошел, чтобы взглянуть на косточку. Стоя рядом с Карлссоном, он обнял его рукой за плечи и почувствовал, какой Карлссон мокрый, бедняга!
— Тебе не холодно, ведь ты весь мокрый? — спросил Малыш.
Похоже, Карлссон этого раньше не замечал, но тут он внезапно почувствовал, как замерз.
— Да, ясное дело, холодно, — ответил он. — Но кого это интересует? Может, есть на свете хоть один человек, который расстроится, если его лучший друг явится к нему промокший до нитки и трясущийся от холода. Может, этот человек позаботится, чтобы его друг разделся, и сам повесит сушить его комбинезончик, и наденет на него мягкий, красивый махровый халат, а потом пойдет на кухню и сварит ему немного горячего какао и даст целую гору булочек. Он уложит своего друга в кровать и споет ему красивую-красивую грустную песенку, так чтобы он тихонько заснул. Разве он сделает это?
Карлссон укоризненно посмотрел на Малыша.
— Конечно, сделает, — сказал Малыш.
Его голос дрожал, словно он вот-вот расплачется.
И Малыш поторопился сделать все то, что, как считал Карлссон, нужно было сделать для самого лучшего своего друга. Самое трудное было заставить фрёкен Бокк дать горячее какао и булочки для Карлссона. Но у нее не было ни времени, ни сил на дальнейшее сопротивление, так как именно в этот момент она жарила цыпленка для дяди Юлиуса, которого ожидали с минуты на минуту.
— Можешь сам сварить какао, если хочешь, — сказала она.
Малыш так и сделал. А потом Карлссон — кругленький и румяный — сидел в кровати Малыша, облаченный в его белый купальный халат, пил какао и уплетал булочки. А в ванной комнате сушилась его рубашка и комбинезончик, его белье, башмаки и носки.
— Ну, грустную песенку петь не надо, — разрешил Карлссон. — Зато ты можешь начать приставать ко мне, умоляя, чтоб я остался у тебя ночевать.
— А тебе хочется этого? — спросил Малыш.
В эту минуту Карлссон как раз запихнул себе в рот целую булочку. Поэтому ответить он не мог, но зато усердно закивал головой. Бимбо залаял. Ему казалось, что Карлссону нельзя спать в кровати Малыша. Но Малыш взял Бимбо на руки и шепнул ему на ухо:
— Понимаешь, я могу спать на диване, а твою корзинку мы сейчас же перенесем туда.
Фрёкен Бокк гремела на кухне посудой, и когда Карлссон услышал это, он возмущенно сказал:
— Она не поверила, что я — первый ученик в классе!
— Пожалуй, ничего удивительного в этом нет, — сказал Малыш.
Он прекрасно знал, что Карлссон не
— Тебе надо упражняться в счете. Может, хочешь, чтоб я подучил тебя немного сложению?
Тут Карлссон фыркнул так, что брызги горячего какао разлетелись по всей комнате.
— А хочешь, я подучу тебя немного стыду-совести! — сказал он. — Уж не думаешь ли ты, что я не знаю слаже… ну, то, что ты сказал?
Но времени для занятий устным счетом у них все равно не оказалось, потому что тут как раз раздался громкий звонок у входных дверей. Малыш понял, что на сей раз это дядя Юлиус, и кинулся открывать дверь. Он предпочел бы встретить дядю Юлиуса один, и думал, что Карлссон останется лежать в кровати. Зато Карлссон вовсе так не думал. Он помчался за Малышом, а полы купального халата били его по ногам.
Малыш широко распахнул дверь и на лестничной площадке в самом деле увидел дядю Юлиуса. В руках тот держал чемодан и саквояж.
— Добро пожаловать, дядя Ю… — начал было Малыш.
Но не успел больше вымолвить ни слова. Потому что в эту минуту послышался ужасающий выстрел, и дядя Юлиус тут же рухнул на пол без чувств.
— Ты что, Карлссон! — в отчаянии закричал Малыш.
О, как он раскаивался в том, что подарил Карлссону этот револьвер.
— Как нам теперь быть? Зачем ты это сделал?
— Это был салют! — оправдывался Карлссон. — Да, салют, который дают в честь важных гостей и чиновников высокого ранга.
Малыш стоял у дверей — такой несчастный, что чуть не плакал. Бимбо безумно лаял, а фрёкен Бокк, также услыхавшая выстрел, прибежала, запыхавшись, и начала размахивать руками и охать над бедным дядей Юлиусом, лежавшим на коврике у дверей, словно срубленная сосна в лесу. Один Карлссон принимал все с невозмутимым спокойствием.
— Без паники! Только без паники! — повторял он.
Схватив лейку, из которой мама Малыша поливала комнатные растения, он слегка, словно из душа, полил дядю Юлиуса. Это в самом деле помогло, и дядя Юлиус медленно открыл глаза.
— Все дождь и дождь, — пробормотал он. Но лишь увидев вокруг обеспокоенные лица, окончательно очнулся.
— Чт… чт… что случилось? — яростно взревел он.
— Был салют, — объяснил ему Карлссон, — хотя кое-кто его не сумел оценить и рухнул на пол.
Но теперь уже заботу о дяде Юлиусе взяла на себя фрёкен Бокк. Она вытерла его полотенцем и отвела в спальню, где ему предстояло на время поселиться. Слышно было, как она объясняла ему, что этот маленький, мерзкий, толстый мальчишка один из школьных товарищей Малыша, которого необходимо выгонять всякий раз, как только он появляется.