Карман, полный лжи
Шрифт:
Наташа, свесив ноги с кровати, с ненавистью посмотрела на фото худой, остроносой брюнетки на тумбочке, и зло ткнула в него пальцем:
– У-у-у-у… Терпеть не могу. Выдра!.. Гони ее в шею. Заведи лучше домработницу. Я ей командовать буду.
Петруша, натягивая брюки и путаясь в рукавах рубашки, пробурчал:
– Обязательно. Вот ее и наймем домработницей…
На третий день после возвращения из командировки Андрей все же решился поговорить с женой. Сил больше не было ее обманывать, и чувствовать себя негодяем. Собравшись с духом, попросил:
– Наташенька, сядь, пожалуйста, поближе. Нам надо поговорить.
Наташа, бросив пульт на диван, посмотрела на мужа как на пустое место, и лениво процедила:
– Ну, о чем еще? У тебя новая идея как редуктор модернизировать? Мне по фигу. Я не знаю, что такое редуктор, и по барабану модернизированный он или нет.
– Нет. Речь пойдет о нас с тобой.
Наташа, подсев поближе, с проснувшимся интересом уточнила:
– Ну-ну. Это уже любопытно. Неужели решил в Канаду ехать? Примешь предложение? А то уже достало копейки считать, и по нашим нищенским супермаркетам ходить.
– Нет, в Канаду я не поеду. А вот в Нижний Тагил – возможно. Даже наверняка. Понимаешь…
– Куда-а-а??? В какой, на фиг, Нижний Тагил? Ты совсем с дуба рухнул, родной? Из одной дыры хочешь меня в другую перевезти?
Помявшись, Андрей выпалил:
– Ты не поняла. Ты в Нижний Тагил не поедешь. Я поеду один. Я полюбил другую женщину, и ухожу от тебя. Квартиру и имущество поделим поровну, хоть я все и заработал до нашего с тобой брака. Но без жилья и денег я тебя не оставлю. Только там мне тоже хоть однокомнатная, но потребуется. У меня будет семья, вероятно ребенок…
Вскинувшись, Наташа выпалила:
– Ах, вот так, да? Нашел себе еще моложе? И уже и ребенок? Далеко же у тебя зашло, дорогой! Кто эта сучка? Отвечай, гад!
– Не важно. И не называй ее так. Она не виновата ни в чем. Меня можешь оскорблять, я заслужил. Прости. Так получилось.
А Наташа, не слушая уже мужа, лихорадочно размышляла: «Вот она, удача! Сама в руки идет. Моментик – лучше не придумаешь. Он мне изменил, не я ему, повод для развода железный. А что я ему рога все эти годы наставляла, так кто знает об этом? Я брошенная, обиженная, все симпатии на моей стороне. Пусть мотает в свой Тагил. Полквартиры оттяпаю, счет в банке пусть небольшой, но имеется. Отдаст как миленький, после такого то. Куда ж он денется! Нам с Петрушей на первую поездку в Париж хватит. А там будет уже не жизнь, а сказка…»
Для убедительности пустив слезу, Наташа выкрикнула:
– Подлец! Я лучшие годы на тебя потратила, молодость тебе отдала! Сохла тут дома как в клетке, тебя дожидаясь. А ты меня на какую-то шалаву променял? Ухожу сейчас же! С одним чемоданом! Остальные вещи после заберу. Дай денег на такси, подонок! И не смей меня провожать!..
Петруша сидел на стуле как нашкодивший пацан, и боязливо поглядывал на бушевавшую перед ним жену. Та, потрясая в воздухе черным лифчиком явно не своего размера, цедила слова, как гвозди вколачивала:
– Подонок! Сколько раз я тебя предупреждала, что добром твои шашни не кончатся. Сколько раз ты клялся, что прекратишь надо мной издеваться? И опять за старое? Ты посмотри на себя, содержанец. Тебе тридцать лет, ты хоть что-то полезное в жизни сделал? Хоть что-то заработал? Ты живешь в моем доме, спишь на моей кровати, жрешь из моего холодильника! На тебе даже носки, купленные на мои деньги! И ты сюда смеешь своих подружек таскать?! Ты думал, если я старше тебя на десять лет, так я все молча сносить буду? Нет, дорогой. Мы с тобой до женитьбы четко договаривались: я тебе содержание и уют, ты мне верность и секс. Это, кстати, в брачном контракте оговорено. Ты кто есть, колобок черствый? Писатель? Ты что написал, писатель? Три рассказа опубликовал с моей помощью, и возомнил о себе? Сколько лет ты свой единственный роман пишешь? Пять? Шесть? Как он у тебя называется? «Деревянные чувства»? Ах, пардон, «Стальная любовь»! Бог ты мой, какой пассаж, какая пошлость. Ты же бездарь! Ты без меня шагу не сделаешь, и копейки не заработаешь. И что в благодарность? После каждой командировки по всему дому чужие трусики и лифчики собираю? В общем так. Чемоданы твои собраны, так и быть, твои штаны и рубашки тебе оставлю. Стирать после тебя не хочется. Возвращайся к маме в Крыжопль. Там тебе самое место.
Петруша только хныкал, и размазывал сопли по лицу:
– Ну, Мариночка, лапочка, ну в последний раз. Клянусь тебе! Не хочу в Крыжопль, я там пропаду!
– Не мои проблемы. Ты меня измотал.
Динь-динь… На звонке Марина прервалась, и вопросительно глянула на шкодливого муженька:
– Кого ждешь? Неужели настолько обнаглел, что уже и при мне шалав приглашаешь?
За дверью стояла Наташа, с подтеками косметики на лице после слез, но счастливая и бодрая. С ходу чмокнула Петрушу в лысеющую макушку, и заявила:
– Пухлик, я к тебе. Насовсем. Ушла от своего кретина. Гони свою выдру, и будем счастливы.
Петруша только за голову схватился, и все, что смог выдавить из себя, уложилось в два коротких и трагичных предложения:
– Боже мой, какая дура! Это конец…
А Наташа остервенилась в ответ:
– Кто дура? Это я дура?!!
Вышедшая в прихожую Марина осмотрела новоявленное чудо с ног до головы, и подтвердила:
– Ты дура, кошечка. Ну, может дурочка. Хорошенькая все же. Петруша, пожалуй, это лучшее, что тебе удалось охмурить. Молоденькая, свеженькая… Что, девочка, не ожидала увидеть выдру хозяйкой? Сочувствую тебе. Ты ведь у него далеко не первая. Но последняя. Поезжай-ка с ним в Крыжопль, его мама будет рада. И крути в Крыжопле попой, на беду алкашьим взглядам. Во как, я с вами скоро сама стану стихи писать!
От растерянности Наташа опустилась на пол, потому что ноги подкосились, и совсем уж потеряно спросила:
– В какой еще Крыжопль?
Марина, презрительно сощурившись, толкнула мужа в покатое плечо:
– А вот он тебе объяснит. По дороге на вокзал…
Прошел год с того вечера, как Наташа со своим незадачливым любовником оказались на улице. Расстались они почти сразу, едва кивнув друг другу напоследок, после краткого, но бурного выяснения отношений. Наташа теперь живет в скромной однокомнатной квартире на окраине. В университете восстановиться она не смогла, поскольку ее академический отпуск давно закончился. Поступать заново не было ни желания, ни возможности, и теперь она работает со своим неоконченным высшим образованием скромным бухгалтером в ЖЭКе. Ярким макияжем давно уже не пользуется, прическу носит скромную, четыре своих колечка давно заложила в ломбард, и не смогла выкупить, так же, как и обе шубки, норку и чернобурку, и теперь ходит в скромной овчинной дубленке. Но, кажется, вполне счастлива, радуется зарплате, не частым премиальным, и благосклонно принимает ухаживания инженера ЖЭКа с царским именем Александр. У него трехкомнатная квартира, «Волга», и садовый участок на тридцатом километре. Своего незабвенного Петрушу она с тех пор так и не видела, и где он теперь обретается, знать не желает. Возможно, уехал в свой Крыжопль, а возможно сумел подцепить себе другую Марину. Все же обаятельный подлец, что ни говори, и о нем Наташа иногда вспоминает с легкой грустью, как о лучшем своем любовнике. Александр в ней души не чает, уже познакомил со своей мамой, и маме, как ни странно, Наташа понравилась. Дай бог, чтобы мама не ошиблась, и не сделала сына несчастным…
У Андрея новая работа, свой кабинет и служебная машина. Правда, нет секретарши, и флажок на столе в кабинете не с канадским кленовым листиком, а российский триколор. Юля уже на восьмом месяце, немного оплыла, и округлилась, и подруги говорят, что ей очень идет. Сама она придерживается другого мнения, и умоляет мужа не смотреть на нее, такую. Как будто можно ходить по дому с повязкой на глазах, и не замечать любимую жену, с трогательным животиком, выступающим из-под блузки. На капризы жены Андрей только улыбается, прижимается ухом к Юлиному животу, и слушает, как дочка толкается изнутри. Наверное, скорее стремится наружу, к папе с мамой, чтобы составить им веселую компанию. Что дочка, уже знают точно. Все же хорошая вещь УЗИ, пошли господь здоровья его создателям. Споры о том, как назовут будущую дочурку, не прекращаются уже три месяца. Перевес, кажется, на стороне Андрея. Юля вообще ему во многом уступает, но при этом улыбается немного снисходительно, хитро щурит свои бездонные глаза, и все решения, свои, разумеется, преподносит мужу, как его собственные. Чем и сильна настоящая женщина. Андрей, как постарше и поопытнее, все конечно замечает, но делает вид, что находится в счастливом неведении относительно бесхитростного лукавства жены, и счастлив тем, что ему это нравится. Наверное, это и есть высшая форма перемирия между мужчиной и женщиной. При этом Андрей называет жену золотой рыбкой, которая исполнила три его самых заветных желания. На вопрос Юли, какие именно, он только загадочно улыбается, обнимает жену, и молча гладит ее по пушистой головке…