Кармелита. Наследники: игры на вылет

Чудинка

– Нужно. – Сонкова встала и подозвала их к окну. – Видите студентов с кафедры биологии?

– Да.

– Прелестно. Сегодня они идут на лабораторную практику в ботанический сад. Вы присоединяетесь к ним немедленно, если хотите сдать мне экзамен.

– А что мы там делать-то будем? – Глебу и в голову не могло придти, какая связь у филологов с биологами.

– Вы будете отрабатывать загубленный вами папоротник.

Глеб и Зора переглянулись – они и думать забыли об этом инциденте, с тех самых пор, как произошло всё то, что теперь вылилось в такие идиотские последствия.

– Канта ей в жопу! – сказала

со злостью Зора, едва они вышли из кабинета философии.

Глеб захохотал.

– Не ржи!

– «Жи» и «ши» пиши с «и»! – выдал парень.

– Чего?

– Просто так сказал – пытаюсь поднять настроение…

– Хабаров, лучше вообще заткнись! – цыганка пихнула Глеба и быстро направилась к лестнице.

– А что я-то? – он развел руками. – Это всё философия!

КОВАЛЬСК.

Жизнь – штука философская и относиться к ней нужно по-философски, иначе можно сойти с ума. Ничто не дается человеку с таким трудом, как осознание того, что его бросили. Просто плюнули в душу, которая ещё минуту назад была открыта.

«Нам надо расстаться…», – слова, сказанные ему Волковой, не покидали Николая. Он слышал их снова и снова, всякий раз закрывая глаза, видел её… Взгляд, который оставался почти равнодушным, ну может чуть жалеющий, но от этого все меньше похожий на неё. Волкова отличалась от многих баб тем, что всегда знала, чего хочет, а чего – нет. В смысле – кого. Да, именно так. Кого. Его. Больше не хочет. Почему так внезапно? Что он сделал не так?! Когда он потерял контроль над их разовыми встречами? А был ли он вообще? Как можно контролировать взрослого и свободного человека?

Николая жгла, до боли, мысль о том, что у неё всё же кто-то появился за его спиной. Если баба решает уйти, то это всегда вина мужчины. Так многие говорят. Но никто в это не верит. И Николай тоже не верил. Он не мог признать, что в чем-то провинился. Потому что этого не было! Блядь! Этого не было! С тех пор, как они начали встречаться, пусть и только для секса, у него перевелись другие! Милехин ещё никогда не был так уязвим в отношениях! Волкова держала его на коротком поводке, даже находясь на расстоянии. Как ей удалось? Вероника была особенной.

Милехин гордился собой когда-то, считая, что завалить и перетрахать за ночь нескольких девушек – нормально и даже не предел. Но после встречи с Волковой понял – чтобы удовлетворить её, нужно знать, чего хочет женщина. Не опираясь на прежний опыт, Николай начал учиться. И выяснилось, что он ни черта не понимает в женских прихотях. Особенно, это касалось сексуальных фантазий, которых и не было, но то, что он попробовал с ней, не шло ни в какое сравнение с другими! Может, потому что она была врачом и у неё практически отсутствовала брезгливость и зажатость, или потому, что он сходил с ума от одного её взгляда. Она затачивала его под себя, как велосипедист подгоняет руль и сиденье, как фрезеровщик любовно загоняет сваю в положенное ей место…

Он привык быть с ней. Его кожа привыкла к ЕЁ рукам, его мысли привыкли к ЕЁ образу мыслей, его слух привык к ЕЁ голосу, а его член реагировал на ЁЁ тело. Она. Везде она. Парень не заметил, как много её стало в его жизни. Цыган тогда ещё понимал, что нужно уйти раньше, пока не влюбился, но оказалось, что идти ему некуда, да и не хочет он этого. Он сам пытался её бросить месяц назад, но не смог. Не смог, потому что лучшей любовницы никогда

бы нигде не нашел! Милехин оправдывал всё лишь физиологией, стараясь получить максимум сил собственного организма, пока тот не износился. А что на деле? Износился? Уже?

У Николая до этого момента было то единственное, что держит человека в относительном порядке. А теперь этого не стало. Резко. Какие изменения повлечет уход? Парень сразу понял, что ему просто-напросто перебили тормоза. Теперь его будет нести по ветру, как жалкий целлофановый пакет, выброшенный владельцем. Возвращаясь домой, он ещё не знал, на кого ему стоит броситься, но то, что это произойдет – он не сомневался. Он хотел двинуть любому, кто попадется на его пути. Двинуть так, чтоб этот «кто-то» не встал.

Маниакальную страсть к побоям Коля получил в армии. Там он сам долгое время терпел пинки и затрещины. Терпел, зная, что на гражданке будет проще. Он служил на границе с Абхазией. Там, где расовая дисквалификация обычное дело. По логике, его не должны были трогать, но так уж распорядилась природа – у Милехина была слишком светлая кожа. Волосы и глаза – черные, а вот кожа… Его не приняли за своего. Нигде. Он был таким же русским, хоть и смуглым.

Тогда Николай ещё не знал, что его отношение только к цыганам или только к русским не оправдано, ведь он явился смешением двух кровей, плодом, не принадлежащим ни к тем, ни к другим. Явился полукровкой. Он не любил, чтоб его называли так. Ненавидел всех, кто знал об этом. О том, что его отец, будучи наследником цыганской империи, выбрал в жены русскую! Коля считал, что именно с Кармелиты началась вся эта канитель с браками людей, принадлежавших к разным народностям. Более того, он считал это полностью неприемлемым для цыган. Для тех, кого столько раз пытались уничтожить.

Именно с Волковой связан его пересмотр этой позиции. Она же не была цыганкой. Но он был с ней честен. Он был с ней, не смотря ни на что. Пусть они так мало друг друга знали, но вместе им этого знания и не нужно было! С Вероникой Николай научился наслаждаться именно тем моментом, в котором живет.

Он никогда ещё не ощущал страха перед другими людьми только потому, что его бросила девушка. Теперь это чувство будто приклеилось к его глотке. Идя по улице, он шарахался от кучи прохожих.

Сумасшедший темп городской среды наложил отпечаток на его ранимую некогда душу. Николай больше не был романтиком. Он знал абсолютно четко, что любой, идущий по этой же дороге, ни за что не обратит внимания на такого же любого, даже если второму станет плохо.

Отчасти Коля понимал отца, который наотрез отказался работать в офисе. Хотя, время от времени все же просиживал и за компьютером, и ездил на деловые встречи. Сам Николай хотел окунуться в городскую жизнь, но боялся, что этим только оттолкнет немногочисленных друзей (хотя, это слово стоит заменить на «знакомых»), которые явно не поняли бы его порыва. В нём словно боролись двое, две стороны одной медали и чья же возьмет – не понятно. Когда какое-то желание становилось непреодолимым, Николай вышибал его другим, почти таким же, но до боли абсурдным. Так поступают все без исключения. Клин клином, что называется. Перевес чаши весов чаще зависит не от желания индивида, а от ветра, который так и так склонит одну из сторон к земле, как склоняются ростки во время дождя. Равновесие не держится долго.