Кармен (новеллы)
Шрифт:
Она занимала комнату Коломбы. Над дубовым аналоем рядом с освещенной пальмовой ветвью висел на стене миниатюрный портрет Орсо в мундире подпоручика. Мисс Лидия сняла этот портрет, долго рассматривала его и наконец, вместо того чтобы повесить на место, положила около своей постели. Она заснула только на рассвете, и солнце было уже очень высоко, когда она проснулась. У своей постели она увидела Коломбу, которая неподвижно ожидала, когда она откроет глаза.
– Не очень ли вам было скверно в нашем бедном доме? – спросила Коломба. – Я боюсь, что вы совсем не спали.
– Милая моя! Знаете ли вы что-нибудь о нем? – спросила мисс Невиль, приподнявшись на постели.
Она заметила портрет Орсо и, чтобы закрыть его, поспешила бросить на него платок.
– Да, знаю, – ответила Коломба, улыбаясь.
Взяв портрет, она сказала:
– Похож он, по-вашему? Он лучше, чем здесь.
– Боже мой! – сказала совершенно пристыженная мисс Лидия. – Я сняла… в рассеянности… этот портрет… Это мой недостаток… все трогать и ничего не класть на место… Что ваш брат?
– Ничего, все хорошо. Джоканто пришел сюда утром в четвертом часу. Он принес мне письмо для вас, мисс Лидия; Орсо мне не пишет. Правда, в адресе стоит: «Коломбе»; но пониже: «для мисс Н…» Сестры совсем не ревнивы. Джоканто говорил, что ему было очень больно, но он все-таки дописал. Джоканто, у которого превосходный почерк, предлагал ему, что он будет писать под его диктовку. Орсо не захотел. Он писал карандашом, лежа на спине. Брандолаччо держал бумагу. Каждую минуту брат старался приподняться, и тогда при малейшем движении в его руке начинались ужасные боли. «Жалко было смотреть», – говорит Джоканто. Вот его письмо.
Мисс Невиль прочла письмо, написанное, без сомнения, для большей предосторожности по-английски. Вот его содержание:
Мадемуазель!
Меня увлекла несчастная судьба; я знаю, что скажут мои враги, какую они выдумают клевету. Мне это безразлично, только бы Вы не поверили ей. С тех пор как я увидел Вас, я убаюкивал себя безрассудными мечтами. Нужна была эта катастрофа, чтобы показать мне мое безумие; теперь я отрезвел. Я знаю, какое будущее ждет меня: я покорен судьбе. Кольцо, которое Вы дали мне и которое я считал счастливым талисманом, я не смею оставить у себя. Я боюсь, мисс Лидия, чтобы Вы не пожалели о том, что отдали его человеку недостойному; вернее, боюсь, что оно будет напоминать мне мое безумие. Коломба передаст Вам его. Прощайте! Вы покидаете Корсику, и я больше никогда не увижу Вас; скажите сестре, что Вы еще уважаете меня; я – говорю это с уверенностью – все еще стою этого уважения.
Мисс Лидия, отвернувшись, читала это письмо, а Коломба, внимательно наблюдавшая за нею, подала ей египетский перстень, спрашивая ее взглядом, что это значит. Но мисс Лидия не смела поднять голову и печально смотрела на перстень, то надевая его на палец, то снимая.
– Милая мисс Невиль, – сказала Коломба, – можно мне узнать, что вам пишет мой брат? Пишет он о своем здоровье?
– Нет… об этом он ничего не пишет, – сказала, краснея, мисс Лидия. – Он пишет по-английски. Он просит меня сказать отцу… он надеется, что префект может устроить…
Коломба, улыбнувшись, села на постель, взяла мисс Невиль за обе руки и, смотря на нее своими проницательными глазами, сказала:
– Вы будете добры? Ведь вы ответите брату? Вы доставите ему такую радость! Когда пришло его письмо, я думала одно время разбудить вас, но не посмела.
– Напрасно, – сказала мисс Лидия. – Если одно мое слово ему…
– Теперь я не могу послать письмо. Префект приехал, и вся Пьетранера полна его людьми. Потом мы посмотрим. Ах, если бы вы знали моего брата, мисс Невиль, вы бы любили его, как я… Подумайте только, что он сделал! Один против двоих, да еще раненый!
Префект вернулся. Извещенный нарочным помощника мэра, он вернулся в сопровождении жандармов и стрелков, привезя с собой королевского прокурора, секретаря и прочих, чтобы расследовать новую страшную катастрофу, которая усложняла или, пожалуй, завершала вражду соперничавших родов Пьетранеры. Вскоре после приезда он повидался с полковником Невилем и его дочерью и не скрыл от них, что боится, как бы дело не приняло дурного оборота.
– Вы знаете, что бой был без свидетелей, – сказал он, – а за этими бедными молодыми людьми так прочно утвердилась репутация ловкости и храбрости, что никто не хочет верить, что делла Реббиа мог убить их без помощи бандитов, у которых, говорят, он нашел себе приют.
– Это невозможно! – воскликнул полковник. – Орсо делла Реббиа – благородный юноша; я за него ручаюсь.
– Я верю, – сказал префект, – но королевский прокурор (эти господа всех подозревают) расположен, кажется, не в его пользу. У него в руках бумага, весьма неприятная для вашего друга. Это – угрожающее письмо к Орландуччо, в котором он назначает ему час и место… и это место кажется прокурору засадой.
– Орландуччо отказался драться – так порядочные люди не поступают, – сказал полковник.
– Здесь это не в обычае. Здесь устраивают засады, убивают друг друга из-за угла; вот так делается в этой стране. За него только одно благоприятное показание: одна девочка утверждает, что слышала четыре выстрела, и из них два последних были громче других, словно из ружья крупного калибра, как у делла Реббиа. К несчастью, эта девочка – племянница одного из бандитов, подозреваемых в сообщничестве, и она ответила заученный урок.
– Господин префект, – перебила мисс Лидия, краснея до ушей, – мы были в дороге, когда раздались выстрелы, и слышали то же самое.
– В самом деле? Это важно. А вы, полковник, вы, без сомнения, заметили то же самое?
– Да, – живо ответила мисс Невиль, – мой отец – знаток оружия, и он сказал: «Вот господин делла Реббиа стреляет из моего ружья».
– Эти выстрелы, которые вы узнали, были именно последними?
– Ведь последними, папа, не правда ли?
У полковника память была не очень хороша, но он всегда боялся противоречить дочери.
– Нужно сейчас же сказать об этом королевскому прокурору, полковник. Впрочем, сегодня вечером мы ждем хирурга, который вскроет трупы и удостоверит, действительно ли раны нанесены тем оружием, о котором идет речь.