Кармические видения

Лагерь

Разноцветный королевский шатер, безвкусно пестрый в своем варварском великолепии. Его льняные стены едва не провисают под тяжестью оружия. В центре возвышается обитое шелком сиденье, на котором восседает воин крепкого сложения и очень дикой внешностью. Он разглядывает пленников, которых подводят к нему по очереди. И судьба их решается согласно прихоти бессердечного деспота.

Сейчас перед ним стояла очередная пленница и обращалась к нему с неистовостью в голосе… Когда он слушал ее, с трудом сдерживая страсть на своем мужественном, но свирепом и жестоком лице, белки его глаз наливались кровью и вращались от ярости. Когда он наклонился вперед, зловеще глядя на женщину, то вся его свирепая внешность – спутанные волосы, нависающие над нахмуренными бровями, ширококостное, мускулистое тело с могучими руками, положенными на щит, стоящий справа от него – вынудила седоголового воина, расположившегося неподалеку, прошептать:

– Не стоит ждать пощады святой пророчице, угодившей в лапы Хлодвига! [1]

Пленница, стоявшая между двумя бургундскими воинами, пристально глядела в глаза бывшему салическому принцу, а ныне королю всех франков. Это была очень старая женщина с серебристо-белыми взъерошенными волосами, ниспадающими на ее худые, как у скелета, плечи. Несмотря на почтенные годы, она держалась совершенно прямо, а ее вдохновенные глаза гордо и бесстрашно рассматривали жестокое лицо коварного сына Хильдерика. [2]

– Да, король, – громким, звенящим голосом промолвила она. – Да, сейчас ты велик и могуч, но твои дни сочтены, и твое царствование продлится не более трех лет. Ты был рожден порочным и злобным… ты предательски относишься к своим друзьям и союзникам и награбил больше, чем кто-нибудь, носящий законную корону. Убийца своих ближайших родственников, в честном бою ты, помимо ножа и копья, пользуешься кинжалом, ядом и изменой, но будь осторожнее со служанкой Нертус! [3] [4]

– Ха-ха-ха, старая ведьма из Ада! – захихикал король со зловещей презрительной усмешкой. – Воистину, ты выползла из нутра твоей богини-матери. И ты не боишься моего гнева? Что ж, это хорошо. Но мне вряд ли следует бояться твоих пустых проклятий… мне, крещеному христианину!

– Это, конечно, так, – отвечала прорицательница. – Всем известно, что Хлодвиг отказался от богов своих отцов; что он навсегда потерял веру в предостерегающий глас белого солнечного коня и что, не боясь алеманов, склонил колени перед Ремигиусом Рейнским, назорейским служителем. Но разве ты стал соблюдать свою новую веру? Разве не ты хладнокровно убил всех твоих собратьев, что верили тебе, после твоего отступничества, как это было и прежде? Разве ты не присягнул в вере Алариху, королю вестготов, и разве не ты предательски убил его, вонзив копье ему прямо в спину, когда он отважно сражался с врагом? Неужели даже теперь твоя новая вера и новые боги учат твою черную душу изобретать самые мерзкие средства против Теодориха, который может лишить тебя нынешнего положения?.. Берегись, Хлодвиг, берегись! Ибо нынче боги твоих отцов восстали против тебя! Берегись, говорю тебя, берегись, ибо…

– Эй, женщина! – яростно вскричал король. – Женщина, прекрати свои безумные речи и ответь на мой вопрос. Где сокровища священной дубравы, накопленные жрецами Сатаны и спрятанные ими после того, как их разогнал Крест Господень?.. Ведь тебе одной известно про это! Отвечай, или, клянусь Небесами и Адом, я вырву язык из твоей поганой глотки!

Она не обратила внимания на угрозу, а спокойно продолжала говорить, будто вовсе не слышала слов короля.

– Боги утверждают, что ты проклят, Хлодвиг, и что возродишься заново среди твоих нынешних врагов, и станешь претерпевать те же муки, которыми ты подвергал свои жертвы. И еще, ты лишишься своего могущества и славы и так и не достигнешь их в будущем!.. Ты…

Прорицательница так и не закончила своей фразы.

Чудовищно выругавшись, король сжался, подобно дикому зверю, на покрытом кожей сиденье и, прыгнув на женщину как ягуар, одним могучим ударом свалил ее на землю. И когда он вознес над нею свое острое смертоносное копье, «Святейшая» племени солнцепоклонников звонко огласила воздух последним проклятием.

– О, враг Нертус, я проклинаю тебя! И пусть мои мучения воздадутся тебе десятикратно!.. И пусть Великий Закон отомстит…

Увесистое копье пронзило горло жертвы, пригвоздив ее голову к земле. Фонтан горячей крови хлынул из разверстой раны, забрызгав одеяние короля и солдат…

Время… этот межевой знак для богов и людей в бесконечном пространстве Вечности, беспощадный убийца собственного потомства и памяти человечества… время движется бесшумным, непрерывным шагом через эоны и века… И вот, среди миллионов Душ возрождается Душа-Эго: заново возрождается, во благо или для печали – кто знает? Будучи плененной новой человеческой Формой, она растет вместе с нею, и в конце концов они вместе начинают осознавать свое существование.

Счастливы годы цветущей юности, неомраченные нуждою и печалями. Эти лета не ведают ни Прошлого, ни Будущего. Все для них суть радостное Настоящее: ибо Душа-Эго не осознает, что некогда она жила в иной человеческой оболочке, равно как не знает она, что будет возрождаться снова и снова, поэтому не думает о завтрашнем дне.

Эта Форма спокойна и довольна, и пока это так, Душа-Эго не ведает горя. Она счастлива благодаря постоянно мягкой безмятежности характера и любви, которую она распространяет вокруг, где бы ни находилась. Ибо это – благородная Форма, а сердце ее полно благожелательности и доброты. Эта Форма никогда не пугает свою Душу-Эго жестокими потрясениями и не беспокоит безмятежное состояние ее владельца.

Годы плавно скользят, как одно короткое паломничество; долгое путешествие через залитые солнечным светом жизненные тропинки, окаймленные вечно цветущими розовыми кустами без колючек. Очень редко печаль выпадает на долю этой пары, Формы и Души, являясь им скорее как бледный свет холодной северной луны, отблеск которой погружает все освещаемые ею предметы в глубочайшую тень, нежели кромешную тьму ночи, ночи безнадежной печали и отчаяния.