Карнакки - охотник за привидениями
Шрифт:
Капитан Тобиас был наблюдательным человеком и, увидев, что я прикладывал коврики к дверям, обходя их в паре старых мокрых шерстяных шлепанцев, он старательно придавал коврикам то положение, в котором нашел их.
Червяк свалился с мерзкой бараньей ноги совершенно случайно, и ни в коей мере не являлся частью его хитроумного плана. Капитан был в высшей степени восхищен тем впечатлением, которое сумел произвести на нас.
Замеченный мной запах плесени исходил из маленькой потайной лестницы, когда капитан открывал панель. Дверь хлопала также благодаря его стараниям.
Вот и все, что касается исполнения капитаном роли призрака; перейдем к более трудным вещам — к объяснению действительно загадочных явлений. С самого начала
Могу только предположить, что в каждом случае причиной являлся страх, открывавший чувства для восприятия присутствия женщины. Полисмен оказался человеком нервным и, находясь в состоянии испуга, он сумел увидеть женщину. То же самое относится и ко всем остальным. Я не видел ничего, пока не испытал подлинный страх; и тогда я увидел не женщину, а дитя, бегущее от чего-то или от кого-то. Однако об этом потом. Говоря коротко, не испытав сильнейшего страха, человек не может покориться воздействию силы, проявляющейся в качестве женщины. Это соображение вполне объясняет тот факт, почему некоторые из жильцов не замечали в доме ничего странного, а другие съезжали немедленно. Чем более чувствительными оказывались они, тем меньшей была степень страха, необходимая для того, чтобы заставить их ощутить присутствующую в доме силу.
Странное свечение всех металлических предметов в подвале видел только один я. Причина этого естественным образом осталась неясной мне; неизвестна мне и причина, наделившая меня способностью видеть этот свет.
— А дитя? — спросил я. — Можете ли вы объяснить, какую роль играло оно во всем этом? И почему вы не видели женщину, а они не видели ребенка. Не являлось ли и то и другое проявлением одной и той же силы в восприятии разных людей?
— Нет, — возразил Карнакки, — хотя я не могу этого объяснить. Однако я вполне уверен, что женщина и дитя не только представляли собой две различных и законченных сущности, но даже пребывали в разных плоскостях бытия.
Некую идею можно почерпнуть из манускрипта Зигзанда, где сказано, что «мертворожденное дитя забирает себе Карга». Конечно, это утверждение надо понимать в общем смысле; однако в нем может содержаться элементарная истина. Однако прежде чем пояснить его, позвольте высказать вам некую довольно часто повторяемую идею. Возможно, что физическое рождение является всего лишь вторичным процессом; и прежде чем это происходит, материнский дух ищет и находит малый элемент — первичное эго или душу ребенка. Может случиться, что некая капризность заставляет таковую прятаться и уклоняться от материнского духа. Быть может, я видел как раз нечто в этом роде. Я всегда пытался придерживаться этого мнения; однако нельзя забывать и о том чувстве отвращения, которое я ощущал, когда незримая женщина проходила возле меня. Отвращение это заставляет меня обращаться к идее, выдвинутой манускриптом Зигзанда, и согласно которой я видел мертворожденное дитя, эго которого или душу забирает Карга. Иными словами, некое чудовище из Внешнего Круга. Мысль эту следует считать беспримерно ужасной, хотя бы уже из-за ее фрагментарности. Она заставляет нас предполагать, что душа ребенка застревает между двумя жизнями, и целую вечность бежит от чего-то немыслимого и невероятного… и непостижимого для наших чувств.
Более мне нечего сказать об этом; да и зачем уделять много внимания предмету, известному нам настолько неполно? Но кто может сказать, существует материнский дух или нет…
— А колодец? — спросил Аркрайт. — Как в него попадал капитан?
— Как
— Но дитя, — проговорил я, возвращаясь к интересовавшей меня теме. — Вы хотите сказать, что неудачные роды произошли в этом доме; и таким образом он, если можно так выразиться, вступил в соприкосновение с силами, послужившими причиной трагедии?
— Да, — ответил Карнакки, — такое толкование этому феномену дает манускрипт Зигзанда.
— Но могут существовать другие подобные дома… — начал я.
— Они существуют, — произнес Карнакки, вставая. — А теперь убирайтесь, — добродушно молвил он, прибегая к привычной формуле.
И через пять минут мы оказались на набережной и в задумчивости разошлись по своим домам.
Незримый конь
В тот день я получил приглашение от Карнакки. Прибыв к нему, я обнаружил, что мой друг пребывает в одиночестве. Когда я вошел, он заметно неловким движением поднялся и протянул мне левую руку. Лицо его покрывали ссадины и синяки, правая рука была перевязана. Мы обменялись рукопожатиями, и он предложил мне свою газету, от которой я отказался. После этого он передал мне стопку фотоснимков и вернулся к чтению. Да, таков он и есть, Карнакки. Ни слова от него и вопроса с моей стороны. Он все расскажет нам сам в надлежащее время. Я около часа разглядывал фотографии, оказавшиеся в основном снимками (иногда сделанными со вспышкой) чрезвычайно красивой девушки; хотя некоторые из фотографий заставляли удивляться тому, что красота ее остается столь явной, вопреки выражению лица, испуганного и потрясенного в такой степени, что трудно было не поверить тому, что снимали ее в присутствии непосредственной и самой грозной опасности.
В основном отсняты были интерьеры различных комнат и коридоров, и на каждом из снимков присутствовала эта девушка, либо вдалеке и в полный рост, либо поближе, когда на фото умещалась только ладонь, или рука, или часть головы и кусочек платья. Все снимки были сделаны с какой-то определенной целью, связанной скорее с получением изображений не самой девушки, а ее окружения, и, как вы можете себе представить, они весьма заинтересовали меня.
В самом низу стопки, однако, я наткнулся на нечто совсем уж необычайное. На этом снимке девушка стояла одна, фигура ее была четко обрисована яркими лучами вспышки. Лицо девушки было обращено чуть вверх, словно бы ее внезапно испугал какой-то шум. А прямо над ней, из теней складывалось или выступало одно-единственное огромное копыто.
Я долго рассматривал этот снимок, понимая лишь то, что он имеет отношение к очередному странному делу, заинтересовавшему нашего друга. Когда появились Джессоп, Аркрайт и Тейлор, Карнакки молча протянул ко мне руку за снимками, которые я возвратил с таким же безмолвием, а потом все мы отправились обедать. Проведя за столом покойный часок, мы расставили кресла кружком, устроились поудобнее, и Карнакки приступил к очередному рассказу.
— Я побывал на Севере, — неторопливо и задумчиво начал он, перемежая слова глубокими затяжками. — У Хисгинсов в Восточном Ланкашире. Страннейшая там приключилась история, да и вы сами убедитесь в этом, после того как я закончу рассказ. Кое-что об этой конской истории, как иногда ее называют, было мне уже известно, однако я и предположить не мог, что мне лично придется заняться ею. И откровенно говоря, я никогда не принимал ее всерьез — вопреки собственному правилу не иметь предвзятых мнений. Странные существа — мы, люди!