Карнакки - охотник за привидениями
Шрифт:
Теперь приложим ту же линию рассуждения к Психическому, или Внешнему кругу, настолько, впрочем, разреженному, что я могу лишь приблизительно приравнять его к нашему пониманию эфира, и, тем не менее, содержащему все необходимое для производства некоторых фаз развития силы и интеллекта. Однако эти элементы пребывают в форме, столь далекой от материи, как эманации запаха далеки от самого запаха. Равным образом способность Внешнего круга производить силу и разум, обнаруживает не больше сходства с животворной способностью земли и воздуха, чем материя его напоминает материю
Итак, мне кажется, что мы пришли к представлению об огромном психическом мире, порожденном миром физическим, лежащим вовне относительно нашей планеты и полностью объемлющим ее, за исключением дверей, о которых я надеюсь рассказать вам в другой вечер. Этот колоссальный психический мир Внешнего круга рождает, если я могу воспользоваться этим термином, собственные психические разумы и силы, чудовищные по своей сути и благие, точно так же как этот мир рождает свои физические силы — людей, животных, насекомых и так далее, благих и злых.
Чудовищные сущности Внешнего круга настроены враждебно по отношению ко всему, что мы, люди, считаем благом, точно так же как акула или тигр враждебны в физической области ко всему, что желательно людям. Они хищны по природе — так как хищна всякая позитивная сила. Их желания в отношении нас несравненно более жутки для наших умов, чем показалось бы овце наше вожделение к ее плоти, будь она чуточку разумной. Они грабят и разрушают, чтобы удовлетворить свою похоть и голод, точно таким же образом как удовлетворяют эти свои потребности все прочие формы бытия. И желания этих монстров в основном, если не всегда, направлены на психическую сущность человека.
Вот собственно и все, что я могу сказать вам сегодня. Однажды я соберусь и расскажу вам о великой загадке Психических дверей. А пока, удовлетворил ли я ваше любопытство, Доджсон… хотя бы отчасти?
— И да, и нет, — ответил я. — Вы положили первый кирпич, однако у меня осталось еще десять тысяч вопросов, ответы на которые мне хотелось бы знать.
Карнакки поднялся.
— Вон отсюда! — любезным тоном произнес он привычную формулу. — Убирайтесь! Я хочу спать.
И, по очереди распрощавшись с ним рукопожатием, мы вышли на тихую набережную.
Дело торговца редкостями
Пароход «Иоланта»,
29 октября
Сегодня встретил на берегу — во Фриско — странного такого клиента. Собственно, покупателем был я, а он, на самом деле, торговал в лавке — одной из тех каким-то образом прибившихся к самому берегу китайских лавчонок, где торгуют всякими редкостями.
Судя по внешности, он был наполовину китайцем, на четверть негром, оставшуюся же четверть определить было трудно. Однако при всем этом говорил он на вполне пристойном английском.
— Отплываете в Англию, кэп? — спросил он.
— В самый Лондон-таун, парень, — ответил я. — Но тебя взять не смогу. Мы не берем пассажиров. Попробуй пройти подальше. Там впереди стоит пассажирский пакетбот, узнаешь по размалеванной трубе.
— Так мне и не надо на борт, — пояснил он и, сделав ко мне
— Хочу отослать домой ящик, кэп… большой длинный ящик. Как раз в ваш рост, кэп, — проговорил он едва ли не шепотом. — Сколько возьмете с меня за перевозку? Можно будет прислать его вечером, после наступления темноты?
— И кого же ты отправил на тот свет? — сказал я, поднося спичку к сигарете. — Лично я на твоем месте сплавал бы в залив и положил в мешок хороший тяжелый камень. Упокоение мертвых тел не по моей части.
Смугло-желтая физиономия моего собеседника на мгновение посерела, а в глазах его промелькнул неподдельный ужас, сменившийся, однако, некоторым пониманием, и он кисловато улыбнулся.
— Шутите, кэп, — проговорил он. — Моя не убивать никого. В ящике находится мумия, которую мне нужно доставить в Лондон.
Однако, отпуская невинную шутку о покойнике, я видел выражение на его лице, и оно выдавало несомненный испуг. Потом, почему не отправить этот ящик с мумией обыкновенным путем; и почему ему так надо доставить ее на борт уже в темноте? Короче говоря, вопросы у меня уже были. И слишком много!
Подойдя к двери, китаец выглянул наружу, посмотрев в обе стороны улицы, а потом вернулся к внутренней двери, за которой, как можно было предположить, располагалось его жилье. Заглянув и туда, он аккуратно закрыл дверь, а потом обошел все прилавки, нырнув под каждый из них. Выйдя из-за прилавков, он раз или два быстро прошелся вдоль лавки, поглядывая на меня абсолютно искренними глазами. Я видел, что лоб его покрыт потом, а руки, теребившие застежки длинного одеяния, трясутся. Мне стало жаль его.
— Итак, сын мой, — сказал я наконец, — в чем дело? Похоже, что тебе нужно как следует выговориться. Если хочешь, можешь вывалить все на меня; помощи не обещаю, однако язык останется на замке.
— Кэп, сэр, — начал он, и умолк, не имея силы продолжить. Вновь отправившись к двери лавки, он выглянул наружу; потом подошел к внутренней двери и осторожно приоткрыл ее. Заглянув внутрь, он закрыл ее столь же аккуратным движением, повернулся и направился уже прямо ко мне. Понятно было, что он наконец принял решение. Приблизившись ко мне, он прикоснулся к амулету, который я ношу на цепочке. — Вот это, кэп! — сказал он. — И я тоже! — Отогнув лацкан своего пальто, он показал мне точно такой же.
— Его можно купить где угодно — за пару долларов, — проговорил я, посмотрев прямо в его глаза. И выслушивая эти слова, он ответил на сделанный мной знак.
— Брат, — сказал он, отвечая на мой второй знак. — Великоблаг Бог, пославший тебя во время горести моей.
— Брат, — обратился я к нему с той же искренностью, с которой говорил бы с собственным братом, — докажем же милость его.
Оснований для сомнений более не оставалось. Этот незнакомец, помесь китайца с негром и еще невесть с кем, являлся членом того же самого братства, к которому принадлежу и я сам. А название этого братства известно только тем, кто принадлежит к нему.