Карнавал страха
Шрифт:
– Мы должны привести его назад! Большой мальчик всплеснул толстенькими руками.
– А что, если он все-таки сбежал? А может, он уже мертв! Никто не может остаться в живых, получив такие ожоги.
– Никто, кроме Кукольника, – бросил холодно мальчик-леопард, который только что присоединился к возбужденно переговаривающимся артистам. – Говорят, он никогда не умрет. Если он Джурон Сайн, а я уверен, что это так, то надпись на краеугольном камне главной арены гласит, что он живет уже четыреста лет.
Гермос кивнул.
– Поэтому мы должны схватить его.
– Не
– И что же? – спросил в отчаянии Гермос.
Толстяк, на которого смотрел Гермос, поднял на него глаза, сорвал с покрасневшей шеи галстук и сказал:
– Должны мы куда-то идти или не должны, в любом случае – я больше не могу, я вымотан и обессилел.
Гермос хотел было возразить Большому мальчику, но увидел, что остальные артисты сгрудились вокруг "его и кивают в знак согласия.
Один из них, тот, у которого голова росла прямо из живота, неуверенно проговорил:
– Может быть, Кукольник вернулся на Карнавал, когда мы вышли за ворота.
– Нет, – возразил Гермос. – Мы обыскали…
– Мы уходим, – уверенно объявил Большой мальчик, разворачиваясь в сторону дома, – это окончательное решение.
Гермос в отчаянии наблюдал за тем, как все его товарищи один за другим потянулись к Карнавалу. Последнее, что успел сделать великан, – отнять большой факел у кого-то из артистов, чтобы самому не остаться в темном лесу в одиночестве. И не успели еще все его коллеги уйти далеко, как он, высоко подняв оба факела, направился в противоположную сторону, – глубже в лес.
Он не хотел оглядываться. И не прошло и нескольких мгновений, он оказался совершенно один, уроды уже были далеко – он не видел и не слышал их.
Бормоча молитвы своим богам, Гермос двигался вперед, обшаривая глазами каждую кочку, каждый сомнительный куст, каждое дерево. Чем глубже он уходил в лес, тем круче становилась дорога, и через некоторое время Гермос оказался на небольшом плато горы, где деревья были не такими густыми и откуда можно было прекрасно осмотреть всю округу. Великан вытер мокрый лоб холодной и потной от страха рукой.
Трехрукий человек как раз вышел на равнину, он замыкал процессию уродов, возвращавшихся на Карнавал. В это мгновение большой шар солнца выкатился из-за горизонта и осветил своим красноватым тревожным светом лесистый пейзаж.
Гермос шел прямо на этот шар, бормоча, чтобы поддержать свой упавший дух:
– Великий Кин-са!..
Перед ним раскинулась прекрасная и страшная утренняя картина. За лесом начинались темно-синие скалы, подсвеченные по краям багровыми лучами. Картина потрясла его воображение.
Горло великана сдавило страшное предчувствие чего-то неотвратимого, он несколько раз судорожно глотнул и моргнул уставшими от темноты и напряжения глазами. Утомительные поиски обессилили и его, поэтому уже ненужные факелы сами собой выскользнули у него из рук, и великан в изнеможении опустился на ближайший камень. Еще не согретый дневным солнцем валун
Переведя дух, великан заметил впереди на равнине крыши домов и магазинов, лепившиеся одна к другой. Они занимали всю низину и склон следующей горы. С такой высоты домишки казались игрушечным муравейником. Это был Л'Мораи.
– Он там, – пробормотал великан. Он уставился на одну из крошечных улиц, прорезавшую муравейник. На ней толпилось множество горожан, чьи алые плащи пылали на рассветном солнце. Оглядев еще несколько улочек и площадей, Гермос удивился, как много людей высыпало на улицы в такой ранний час. Потом он заметил стройную толпу, двигавшуюся по мосту, перекинутому через реку, делившую город на две части. Теперь он заметил, что колонна не только пылает красными плащами, но и поблескивает металлическими пиками и саблями.
Это были не просто жители города. Это были солдаты. Солдаты, готовившиеся к войне.
Почувствовав нежное прикосновение к лицу утреннего луча, Мария вздохнула. Он сбросила шерстяное одеяло, накинутое на плечи, ночной холод отступил, черный ужас кончился вместе с рассветом. Впрочем, там, где сидела слепая, было еще довольно холодно, солнце не успело согреть воздух, и она снова запахнулась, пробормотав:
– Холодно, несмотря на огонь и пожар. – И поднялась с каменных ступеней главной арены.
– Что случилось? – тут же спросил Вэлор, отчаянно зевая. Он провел ночь рядом со слепой.
– Ничего, – отозвалась Мария. – Прекрасное утро.
Вэлор кивнул, потянулся и слегка улыбнулся.
– Мы пережили эту ночь, поэтому утро и кажется таким прекрасным.
Мария грустно вздохнула и спросила неожиданно хрипло:
– А как выглядит Карнавал утром?
Карлик бросил на нее удивленный взгляд, потом сообразил в чем дело, встал и взобрался повыше на скамейку. Сначала он увидел только раскаленный шар солнца, катившийся по сумрачному небу. Прикрыв глаза ладонью, чтобы резкий свет не мешал обзору, Вэлор оглядел территорию Карнавала. Все было разрушено. От развалин некоторых палаток и сцен еще поднимался черный дымок. Самой большой грудой обломков камней, обуглившегося дерева и изогнутых пламенем металлических балок было прежнее жилище Кукольника, но и многие другие домики артистов тоже погибли в огне ночного негодования.
– Карнавал разрушен. Многие сцены и балаганы еще дымятся. Уроды разожгли костры, чтобы согреться, и приплясывают вокруг них, смеясь и крича. – Вэлор замолчал, а когда заговорил снова, то в голосе зазвучали философские нотки. – Они веселятся, Мария. Воняет дымом, лица перепачканы сажей, мы жутко выглядим со стороны, но мы свободны. Наступает новый порядок, – закончил он.
– А жандармы или горожане еще здесь? – спросила слепая, еще плотнее запахиваясь в одеяло.
Вэлор внимательно оглядел аллеи, дорожки и площади Карнавала.