Карнавал страсти
Шрифт:
Дмитрий вздохнул и поставил шар на место. Он взял пластмассовую лейку, полил все растения, сорвал уже созревший помидор и тут же, около окна, съел его. Но успокоиться никак не мог. Он понял, что всегда уважал свою бывшую жену. Конечно, она раздражала его своей излишней деловой хваткой, расчетливостью и постоянными нравоучениями. В том, как она жила, Дмитрий видел для себя и пример, и вечный упрек. На самом деле, ему хотелось бы быть похожим на Женю, стать таким же холодным, независимым и спокойным. Но, оказывается, ее холодная стойкость моментально растаяла от нескольких солнечных
2
Дмитрий не представлял, как расскажет сыну о том, что его мама задерживается в Греции из-за мужчины. Дмитрий не кривил душой, когда говорил Жене о банальности ее пляжного романа. Он так пресытился псевдоромантикой цыганских песен, что считал признаком дурного тона все проявления так называемой красивой любви. Ему казалось дикостью то, что можно было познакомиться на пляже, и уже на следующий день с апломбом заявлять о последнем жизненном шансе и судьбе.
«В конце концов, это стыдно, — негодуя, думал он, — стыдно говорить о любви, да и влюбляться стыдно».
О себе Дмитрий старался не думать. Сам он, даже под дулом пистолета, ни за что не признался бы, что уже давно влюблен в Настю.
Известие о том, что мама налаживает в Греции личную жизнь, Миша воспринял неожиданно легко.
— Отлично! — заявил он. — Скоро я буду фантастически богат на родителей. Папа-цыган у меня уже есть, а скоро появится и папа-грек, да и вторая мама уже появилась, — он подмигнул Насте, — как здорово! То было пусто, зато теперь густо. Теперь у нас будет настоящая большая, дружная семья, по праздникам мы будем собираться вместе и танцевать то цыганочку, то сиртаки. Папа, почему ты такой мрачный? Может быть, ты ревнуешь?
— Прекрати паясничать, — недовольно оборвал сына Дмитрий.
Завтра он должен был улетать на гастроли в Калининград, и ему страшно было оставлять одних дома двух непонятных ему людей. Да, именно так оно и было. Настя с первых минут знакомства казалась Дмитрию странной и чужеродной стихией, неизвестно зачем залетевшей в его жизнь. Сына он просто побаивался, Миша внушал Дмитрию чувство вины и напоминал о стремительно и бесцельно летящих годах. Это просто безумие оставлять их вместе. Неизвестность, окружающая Настю, помноженная на любовь Миши к техномузыке и «кислотному» стилю, могла привести к совершенно чудовищным последствиям.
Дмитрий нервничал. Он бы очень много отдал за то, чтобы в его последнюю ночь дома Миша куда-нибудь испарился. Дмитрий мучительно стеснялся заниматься с Настей любовью, зная, что совсем рядом, за тонкой стенкой, спит его сын. Настю это обстоятельство почему-то совсем не смущало. Она только посмеивалась над любимым и по полночи доводила его до исступления бесшумными и невесомыми ласками. Продолжения Дмитрий опасался. Ему казалось, что кровать оглушительно скрипит.
Но в эту ночь он не удержался. Полторы недели воздержания не прошли для него даром, к тому же он уезжал на неопределенный срок.
— Иди ко мне, — сквозь зубы процедил он и притянул девушку к себе.
— А если будет скрипеть? — тихо смеясь, спросила Настя.
— Замолчи! — приказал Дмитрий.
Он овладел ею так быстро и грубо, что Настя от удивления даже не успела обидеться.
— Что с тобой? — тихо спросила она, когда все закончилось.
— Ты будешь скучать по мне? — еле слышно произнес Дмитрий.
— Ну конечно, — ответила Настя и прижалась к любимому, — жалко, что я не могу поехать с тобой. Мне бы так этого хотелось. Может быть, мы и пели бы вместе, — мечтательно произнесла девушка.
— В Калининграде совершенно нечего делать, там скучно, холодно и идут дожди. Сколько раз мы туда ни приезжали на гастроли, всегда было одно и то же. Прямо заколдованный город. Тащить тебя туда нет никакого смысла. А вот, может быть, осенью мы снова поедем в круиз по Средиземному морю. Если ты к тому времени выучишь наши песни, то я уговорю Белова, и он возьмет тебя в ансамбль.
— Вот было бы здорово! — мечтательно произнесла Настя, а потом у нее почти против воли вырвалось: — Я люблю тебя! А ты меня?
— Что? — переспросил Дмитрий, чтобы выиграть время. Этот вопрос застал его врасплох. — Настя, — умоляюще произнес он, — я боюсь таких слов. Ты нужна мне, а что за этим стоит, любовь или другое, более низменное, чувство, я сам пока не знаю. Не задавай мне больше таких вопросов. Я обещаю тебе, что, когда пойму, что люблю тебя, ты узнаешь об этом первая.
«Если это вообще когда-нибудь случится», — грустно подумала Настя и поцеловала Дмитрия.
Он отозвался на ее поцелуй, потом начал ласкать Настю, все нежнее и трепетнее. Робкие, почти юношеские движения Дмитрия говорили о его чувствах лучше любых слов. А потом пришли и слова. Он бессвязно шептал ей что-то очень нежное, и Настя боялась прислушиваться, чтобы случайно не узнать тайну Дмитрия, не услышать слов любви, которую он так тщательно скрывает.
Потом она лежала совершенно счастливая, и счастье поднималось в ней и захлестывало с головой, как мощная и светлая волна. А иногда Насте начинало казаться, что счастье — это как очень чистый и разреженный воздух горной вершины, и ей тяжело дышать.
— Митя, — тихонько позвала она.
— Что, солнышко?
— Давай что-нибудь споем вместе.
— Что?! — от изумления Дмитрий сел на кровати. — Ты хочешь петь или мне послышалось?
— Ну да, — сказала Настя, — а что тут удивительного? Когда человек счастлив, ему всегда хочется петь. Разве у тебя не так?
— Не знаю, все это как-то дико. И притом Миша за стенкой.
— А мы тихонько. Ну пожалуйста, — просила Настя. В ее голосе было столько мольбы, что Дмитрий не смог устоять.
— Ладно, давай. Знаешь казачью старинную песню «Ой, да не вечер, да не вечер»?
— Знаю, — ответила Настя.
Они начали и очень слаженно пропели первый куплет. А когда запели второй, на кухне что-то со стуком упало и через некоторое время в дверном проеме показалась всклокоченная Мишина голова.
— Нет, я все понимаю, — возмущенно произнес он, — пока вы этим самым занимались, я молча терпел. Но чтобы петь в три часа ночи?! Я всегда подозревал, что мой папаша с приветом, но не настолько же!