Карнавальная ночь
Шрифт:
– Так это был он! – воскликнул нотариус. – Быть того не может! Вы недавно упомянули Черные Мантии…
– Вот именно! – прервала Маргарита.
– Неужто он состоит членом этого общества, он, герцог де Клар?
– Сейчас обществом заправляет графиня, а он вовсе не герцог де Клар!
Голос ее даже не дрогнул при этих словах, и в них снова звучал смертельный приговор Леону, узнавшему страшную тайну.
– Будь он наследным герцогом де Клар, – продолжала Маргарита, слишком складно для юной девицы нанизывая доводы, – с чего бы он стал делиться со всеми этими людьми! Да, забыла самое
– Все, что у меня утащили! – задумчиво прошептал Леон.
– Все, – повторила Маргарита. – Прошу вас, господин Мальвуа, возьмите там с подноса стакан воды и принесите сюда, мне дурно!
Это вмиг отвлекло Леона от раздумий. Он бросился выполнять просьбу.
Разговор делался опасен: чересчур отклоняясь в деловую сторону, он уводил от объяснения в любви. Маргарита это прекрасно понимала. Оставалось слишком мало времени. Ей требовался Леон, ослепленный страстью; и она своего добилась.
Когда Леон вернулся с водой, лже-Нита лежала, откинувшись на спинку кресла.
Казалось, она была на грани обморока. Он опустился на колени и хотел было поднять маску, дать ей воздуху, но Маргарита отстранила его слабеющей рукой и взяла стакан.
– Я боюсь! – сказала она. – Кажется, кто-то ходит… Взгляните, что там такое?
Леон бросился вон; когда он вернулся, Маргарита уже ставила пустой стакан на столик.
– Никого? – прошептала она. – Я всего боюсь. Знаете, теперь, когда я вам все открыла и вы стали мне еще дороже и ближе – теперь я боюсь не только и не столько за себя, сколько за вас!
– Вся моя жизнь, – сказал Леон де Мальвуа, с трудом подбирая слова и силясь выразить нахлынувшее чувство, – отныне будет посвящена тому, чтобы воздать вам за радость этих мгновений!
– Радость! – с горечью повторила она. – Вся ваша жизнь…
Она прижала его ладони к своему сердцу и встревожено добавила:
– Говорю вам, я боюсь! Однажды, когда они собрались там, в комнате графини, их тогдашний главарь, «Отец», господин Лекок де ля Перьер… вы ведь знаете, как он ужасно погиб?.. упоминал вас и первый день поста. У них есть нерушимое правило: за каждое преступление выдавать правосудию одного виновного. Вам предстоит драться с человеком, который мертв, господин Мальвуа…
– Но он не умер!
– Откуда вы знаете? Я очень любопытна, мне удалось подслушать их секреты. Теперь я знаю, почему несчастный граф дю Бреу заболел и лишился рассудка, а скоро лишится и жизни. Но мне известно не все… Пожалуйста, не перебивайте, господин Мальвуа… В тот день, о котором я говорю, они назвали вас. Вы знаете историю Андре Мэйнотта? Вижу, что знаете, раз побледнели. Так вот, господин Лекок отвел вам ту же роль, которую Мейнотта заставили сыграть на каннском процессе…
Она умолкла и провела рукой по лбу.
– С чего вы взяли, что человек, раненный одиннадцать лет назад в канун поста, не умер? – продолжала она. – Да и кто был тот человек? Пусть это не вяжется с вашим мнением, уверяю: так называемый Господин Сердце и раненый из Бон Секур вовсе не одно лицо…
Леон не смог сдержать возглас изумления.
Она ловко опутывала его сетью, связанной из правды с ложью; отделить в этом хитросплетении истину от вымысла могла бы лишь долгая кропотливая работа, беспристрастие судьи и прозорливое око сыщика.
А что было у Леона? Минута времени, смятение в душе да потрясенный рассудок.
– Я не хотела вам этого рассказывать, – продолжала Маргарита, – ведь без доказательств такое обвинение может только навредить, а речь идет о моей жизни, которую я вверяю вам, господин Мальвуа! Но раз уж я вам сказала, поверьте: похитивший у вас грамоты де Кларов – самозванец, а то и убийца. Мне ли не знать, ведь я была вместе с отцом в гостевых покоях монастыря Бон Секур. Это меня и погубит: я слишком много знаю, они боятся меня. Леон! Даже если бы я не любила вас, то на коленях молила бы о защите! Здесь я в опасности, они убьют меня!
– Принцесса, – коротко произнес нотариус, – будь вы моей сестрой или женой, я тотчас увез бы вас подальше от этого дома.
В безупречно разыгранном порыве и с неподдельным облегчением Маргарита бросилась к нему на шею.
– Благослови вас Бог! – воскликнула она. – Вы любите меня, и я вручаю себя вам: я – ваша жена. О, уедем отсюда, бежим!
Леон прижал ее к груди.
– Я готов стоять за вас против всего мира! – вскричал он.
– Послушайте, – снова заговорила она, – теперь мы помолвлены; я счастлива, о, я так счастлива, что обязана вам своим спасением! Я готова. Мне надо только надеть накидку и собрать драгоценности. Вы выйдете через эту дверь в переулок, потом поспешите на улицу Гренель. Там стоит моя карета, с номером сто десять. Ведь я и так уже решилась бежать, даже одна. Берите карету и подъезжайте к воротам. Я буду ждать!
Она протянула ему руку, Леон страстно облобызал ее и бросился наружу. Как только он исчез, Маргарита сняла маску и глубоко вздохнула.
Она подняла лампу и посмотрелась в зеркало. Оттуда смотрело каменное лицо с высокомерной и безжалостной улыбкой.
Часы показывали половину четвертого.
Маргарита, как обещала, надела накидку; однако собираться не стала, а пошла по аллее, ведущей в покои графа.
От ствола липы тут же отделилась тень и направилась к ней.
– Все выполнено, как вы приказали, – тихо сказал виконт Аннибал. – Господин Сердце сейчас в саду, ищет свою возлюбленную. Мне даже не пришлось ничего подсказывать. Все видели, как «летнее облако» вышло в сад. Он ищет «облако».
– А женщина, что вы привели? – спросила Маргарита.
– Она сыграла свою роль безукоризненно; костюм «вулкана» сидел на ней ловко, почти как на вас. Но когда мы возвращались в ваши покои по коридору, нам встретились двое в черных домино…
Маргарита насторожилась.
— Один из них, – продолжал Аннибал, – подошел к моей даме и почтительно поклонился. Мы как раз стояли под светильником. И тут он воскликнул: «Это не графиня дю Бреу!»
Маргарита схватила его за руку.