Карнавальная ночь
Шрифт:
Вскорости вся сказочная фабрика заработала полным ходом. Нельская башня предстала во всей своей средневековой ветхости; Симилор вытянул свои несравненные голени, Эшалот надул свою знаменитую грудную клетку; Каскаден поднял лапку дитя несчастной любви, а мадемуазель Вашри, на которую страшно было смотреть, продемонстрировала свою грацию. В это время Паяц, Медведь и Альбинос встали в позу среди чудовищно облезлых чучел тигров, картонных крокодилов и набитых соломой рыб. Вояка Гонрекен, осененный вдохновением, мазал, господин Барюк махал кистью, капралы малевали, мазилы красили; тошнотворного
Снаружи под лучами зимнего солнца расстилался сад, почти превратившийся в дремучий лес, но просторный и заросший старыми большими деревьями. Повсюду, куда проникали лучи, блестела мокрая трава; в тени еще лежал снег, весь ноздреватый от больших талых капель.
Выйдя из мастерской, девушки подставили лица свежему воздуху и упоенно вдыхали его. Граф же, попав из тепла в холод, с дрожью запахнул шубу на больной груди.
Он долго и надрывно кашлял. Когда приступ прошел, на висках блестели капли пота и два красных пятна проступили посреди бледных скул, изборожденных грубыми складками.
– Развалюху на снос, – повторил он, указывая на мастерскую. – Смысл всей затеи в этом превосходном участке.
– По-моему, сделка славная, – добавил он, переводя дух. – Я все разузнал досконально и немножко поднаторел в делах. А все ради вас, принцесса, деточка моя дорогая.
Он поймал на себе пронизывающий и тяжелый взгляд Розы, невесело улыбнулся и проговорил, обращаясь к ней:
– Ваш брат меня не знает, мадемуазель, и никто не знает.
Он испустил глубокий вздох и понял руки ко лбу.
– Вам лучше, друг мой? – сочувственно спросила Нита.
Он сам попросил Ниту называть его так.
Расшитым своим платком она обтерла пот с его висков. Этот жест никак нельзя было назвать жестом дочери. В нем были жалость и сострадание. Граф благодарно поднес к губам прекрасную ручку, державшую платок.
Он хотел было что-то сказать, но осекся. Роза поняла:
– Господин граф, если вы желаете поговорить с принцессой с глазу на глаз, я отойду. Мне самой надо кое над чем поразмыслить.
Нита удивленно смотрела на них.
– Да что ж это такое? – пробормотала она. – Никогда не чувствовала себя так странно, как нынче утром. Вы меня пугаете!
– Тем лучше, – отвечала мадемуазель де Мальвуа с какой-то особенной улыбкой, – ночью и не нужно особой храбрости.
– Ночью! – отозвалась Нита, граф же отвел глаза.
– Мне уйти? – спросила Роза. Это была мольба.
От волнения граф дрожал всем телом.
– Да, да, – наконец еле слышно выдавил он переменившимся голосом. – Думаю, что смогу говорить. Удалитесь, дитя мое, благослови вас Бог! Вы добры и благородны как ангел. Было время, я был полон сил, но тогда я вел дурную жизнь. Ваш брат знавал меня в те годы. Поведайте ему, что вы угадали во мне, ибо вы угадали верно, и для него, как и для нас, будет лучше, если брат ваш не ошибется в выборе дороги.
Роза быстро чмокнула Ниту, а девушки почти всегда успевают при этом что-то прошептать.
– Слушай как следует, – шепнула она, – запоминай и смекай!
Тут она пошла по тропинке, огибавшей двор, и почти тотчас пропала из виду.
Сердце принцессы билось так, словно перед ней нежданно разверзлась зияющая и полная тайн пропасть.
До сего мгновения с чем бы ни сталкивалась Нита в жизни, она все встречала без страха, не ожидая ниоткуда подвоха. Живя в доме де Клар, она, конечно, порой тосковала по тем неоценимым радостям, что дает человеку родная семья, но таков уж удел всех сирот. Мать она едва помнила, а отца ничто не могло заменить; ничто, кроме одного даруемого Провидением чувства – любви, которая устремлена в будущее так же, как трепет перед родителями – в прошлое.
Но что касается любви, то Нита не поверяла своих секретов никому, – если только они у нее вообще были.
В большом и знатном особняке, доставшемся ей в наследство, у нее были защитники, которых предоставил закон; ее окружили те сочувственные и надежные, но сдержанные отношения, к которым приходится прибегнуть, когда смерть уносит подлинные и невосполнимые привязанности. Жизнь в трауре представлялась ей естественной и простой; эта жизнь шла себе понемногу, постепенно просветляясь.
Никогда, в самом деле никогда, ей и в голову не приходило, что она может встретиться с опасностью.
Да никто здесь пока еще и не говорил с ней об опасности, однако предощущение чего-то пугающего, а может быть, просто непонятного уже витало в воздухе.
Граф прислушался к удаляющимся легким шагам Розы и подал локоть Ните, перед тем еще раз поцеловав ей руку.
– Вы слишком молоды, чтобы понять меня, принцесса, – вымолвил он куда тверже, нежели можно было ждать при его болезненном виде, – слишком молоды, ибо я могу лишь загадать загадку, ключ к которой я сам еще не нашел. Здесь нужен бы человек – ловкий, честный и смелый. Я такого человека не знаю и спешу высказаться сегодня, потому как не ведаю, позволят ли мне силы и обстоятельства сделать это завтра. Отец мой был честным человеком, истинным дворянином, мать была святой. Зло началось с меня; не отправь они меня в Париж, я, быть может, пошел бы в отца с матерью. Кровь у нас в роду хорошая: до меня никто из носящих это имя не бесчестил его.
– Вы, друг мой, – не веря своим ушам, пробормотала Нита, – вы творили зло? Вы обесчестили свое имя?
Вместо ответа граф продолжил:
– Есть женщина, желающая выйти за другого, но пока не овдовевшая. В разговорах со своими сообщниками она называет человека, фамилию которого носит, «мой первый муж». Вы ведь понимаете, принцесса? То есть как будто его уже похоронили!
Они шли по сумрачной аллее, где из-за переплетения голых ветвей тень была густой, как от листвы. Нита чувствовала, как дрожит под ее рукой рука графа.
– О какой женщине вы говорите, друг мой? – спросила она переменившимся голосом.
– Я говорю вам совсем не то, что собирался, – пробормотал граф, прижав ладони ко лбу. – Голова моя слабеет день ото дня. Знали бы вы, как я был когда-то силен! Нет ли у вас кого на примете – молодого, бесстрашного, кто мог бы защитить вас, когда меня не будет?
– Меня защищать?.. – пролепетала Нита.
– Защищать, при этом любя вас, девочка моя. Вы в том возрасте, когда сердце делает свой выбор. И не надо жеманства и ложного стыда. У вас есть кто-нибудь, кто любит вас, и кого могли бы полюбить вы?